Ёршик ( Екатерина Корнеева )

- Вы представить себе даже не можете, какого страху я натерпелся и каким испытаниям подвергся!, - с ходу заявил Ёршик, когда его возвратили на место, в сушку для посуды.

- Меня (меня!!!), предназначенного для мытья бутылок, использовали для.

Эмоции его переполняли, он не сдержался и разрыдался, не в силах продолжать.

Другой ершик, его родной брат, с неподдельным интересом и участием стал его спрашивать: - Что, что случилось? («Ведь, подумать страшно, ЭТО может произойти и со мной!»). Успокойся, на тебе даже щетина примята! Чашки, сохнувшие этажом выше любезно капнули водой на беднягу.

Тот, немного успокоившись, наконец-то смог продолжать, то и дело всхлипывая.

- Мной.

мыли.

батарею! Окружающие его предметы по разному отреагировали на это заявление.

Одни просто пожали плечами, дескать, подумаешь, эка невидаль! Ну и что такого? Другие, напротив, стали возмущаться.

Но и тех и других заинтересовал сам процесс того, как использовали Ёршика.

- Что с тобой делали?, - настойчиво спрашивали все.

- Расскажи нам всё, в мельчайших подробностях! - Я сразу заподозрил неладное, как только Хозяйка меня взяла в руки и стала передо мной извиняться.

А потом она сказала: «Ну, ничего, я тебя потом отмою, не переживай!» и...., - он опять судорожно всхлипнул.



- И начала меня макать прямо головой: сначала в таз с водой, а потом в эту грязную, темную, пыльную батарею! Как мне было страшно! Я сопротивлялся, как мог, но она меня пихала все сильнее и сильнее! А потом опять в воду, а потом опять в батарею! В каждую секцию! А эти секции были одна страшней другой! Где-то даже были дохлые мухи!

- Ничего себе!, - потрясенно произнес его брат, живо представив себе эту картину.

- И много было этих секций? - Много.

Не знаю.

Я на десятой потерял счёт... Я думал, этот кошмар никогда не кончится.

Правда сначала, когда Хозяйка унесла таз с уже грязной водой, у меня сердце запрыгало от радости.

Я решил, что всё, мои мучения закончились.

Но она просто меняла воду, как выяснилось.

- Это жестоко!, - воскликнул Стакан, стоявший рядом с чашками.



- Использовать вещь не по назначению - это невыносимо! Надо этому положить конец, должен же быть какой-то закон, запрещающий эти безобразия! Вот в меня, например (несмотря на то, что я предназначен для воды, между прочим), сколько раз наливали и пиво и вино! Так недолго и пристраститься! И даже алкоголиком стать! А однажды.



бр-р-р! Налили подсолнечное масло! А потом от него же и отмывали, даже с порошком! А ведь я был сделан на заводе хрустальных изделий, да и сам я почти хрустальный.

Да что там почти!, - распалялся он всё больше и больше.

- Я и есть самый настоящий хрустальный бокал! Он игриво поглядывал на спящую водочную стопку, более граненую, чем она сам и, соответственно, более «хрустальную». Но та только изредка всхрапывала и икала.

Окружающие старались сдержать смех.

И даже пострадавший Ёршик не сдержал улыбки, на какое-то время забыв свою беду.

Все прекрасно знали, что никакой он не хрустальный, а обыкновенный Стакан.

И что фамилия его Гранёный.

И что он даже рядом с хрусталем никогда не стоял.

- Будет вам судачить!, - с горечью проговорила разделочная доска, стоявшая в углу.

- Вот у меня - горе, не чета вашему! Про меня вообще забыли! От горя ее коробило.

- Зачем вообще меня покупали? Как это тяжело - чувствовать свою ненужность и невостребованность! Вся посуда как-то сразу приумолкла.

Каждый на миг представил себе, что и он будет так же никому не нужным хламом и в результате (страшно подумать!) окажется на помойке.

- И все равно, надо что-то предпринять! Так это оставлять нельзя! А то можно сами знаете, до чего дойти! Страсти опять стали разгораться.

Чашки, в отчаянии стали заламывать ручки, слегка позвякивая друг о друга.

Вдруг все мигом стихли - открылась дверца шкафчика и Хозяйка положила в сушку резиновые перчатки, которые тут же безжизненно повисли.

Лишь только дверца вновь закрылась, на перчатки набросились с расспросами.

- Что с Вами? Вы живы? Может Вам переместиться левее - здесь будет Вам удобнее.

Перчатки устало пошевелились.

- Глупые вы... Мы счастливы.

Устали немного, но это пройдет! Мы любим работать.

И к тому же, Хозяйка очень ласково с нами обходится.

Разговаривает, благодарит за выполненную работу, а перед особо грязной работой даже извиняется.

«Пострадавший» Ёршик задумчиво произнес: - И передо мной она тоже извинялась.

И потом тоже благодарила.

Да, что ни говори, она к нам по-человечески относится.

Мнения разделились.

Дело чуть не дошло до битья посуды.

Однако верх взял старый испытанный способ: решили на собрании голосовать.

Встал вопрос: кем назначить секретаря и нужен ли он вообще.

Решили, что так и быть, обойдутся.

Тем более, что стопка, которая обычно выступала в этой роли, все еще спала и просыпаться не собиралась.

Обошлись и без повестки дня и без громких дебатов.

Решили зря на Хозяйку не обижаться (кроме совершенного забытия ею пользоваться посудой, как в случае с вышеупомянутой разделочной доской) и даже милостиво прощать оную даже тогда, если она (не дай Бог, конечно!) будет использовать их не по назначению.

Но только в том случае, когда она ЗАРАНЕЕ попросит извинения за несанкционированное обращение и после попросит СЕРДЕЧНО И С ЧУВСТВОМ прощения.

Естественно, не забыв привести используемый предмет в надлежащий вид и, соответственно, в чувство.

Собрание закончилось как обычно, всеобщим братанием, весельем и по возможности каждого, плясками.

Ёршик был удовлетворен и даже рад тому, что его во-первых, выслушали, во-вторых, посочувствовали, и в-третьих, даже собрали собрание (простите за тафтологию, но от нее никуда не деться) и вынесли постановление.

Он был горд, что заварил эту кашу и рассуждал про себя: «А ведь подумать страшно, если бы не я, так они бы и терпели все это безобразие!». Наступила ночь.

Вся посуда - и в сушилке и на полках мирно спала.

Никто не знает, какие сны им снились.

Самое главное - среди всей посуды было взаимопонимание, терпение и осознание собственной нужности.

Чего не всегда достает людям, ею пользующимся.

2002 г.