- 29, Apr 2023
- #1
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у него три сына: старшего звали Федором, второго Василием, а младшего Иваном.
Царь очень устарел и глазами обнищал, а слыхал он, что за тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками и колодец с живой водой.
Если съесть старику это яблоко - помолодеет, а водой этой умыть глаза слепцу - будет видеть.
Царь собирает пир на весь мир, зовет на пир князей и бояр и говорит им:
- Кто бы, ребятушки, выбрался из избранников, выбрался из охотников, съездил за тридевять земель, в тридесятое царство, привез бы молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут больший стал хорониться за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит царевич Федор и говорит: - Неохота нам в люди царство отдавать.
Я поеду в эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
Пошел Федор-царевич на конюший двор, выбирает себе коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою - не ради красы, а ради крепости.
Отправился Федор-царевич в дорожку.
Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился.
Ехал он близко ли, далеко ли, низко ли высоко ли, ехал день до вечеру - красна солнышка до закату.
И доезжает до росстаней, до трех дорог.
Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись: "Направо поедешь - себя спасать, коня потерять.
Налево поедешь - коня спасать, себя потерять.
Прямо поедешь - женату быть". Поразмыслил Федор-царевич: "Давай поеду, где женату быть". И повернул на ту дорожку, где женатому быть.
Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой крышей.
Тут выбегает прекрасная девица и говорит ему: - Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
- Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном дороги не скоротать.
Мне надо вперед двигаться.
- Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела.
Накормила его, напоила и спать на кровать положила.
Только лег Федор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую.
Долго ли, коротко ли - царь опять собирает пир, зовет князей и бояр и говорит им: - Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников - привезти мне молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут опять больший хоронится за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит второй сын, Василий-царевич: Идет Василий-царевич на конюший двор, выбирает коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою.
Поехал Василий-царевич.
Видели, как садился, а не видели, в кою сторону укатился.
Вот он доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит: "Направо поедешь - себя спасать, коня потерять.
Налево поедешь - коня спасать, себя потерять.
Прямо поедешь - женату быть". Думал, думал Василий-царевич и поехал дорогой, где женатому быть.
Доехал до терема с золотой крышей.
Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать хлеба-соли и лечь почивать.
- Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
Тут она его из седла вынула, в терем повела, накормила, напоила и спать положила.
Только Василий-царевич лег к стенке, она опять повернула кровать, и он полетел в подполье.
А там спрашивают: - Кто летит? - Василий-царевич.
А кто сидит? - Федор-царевич.
- Вот, братан, попали! Долго ли, коротко ли - в третий раз царь собирает пир, зовет князей и бояр: - Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этом у седоку полцарства отписал.
Тут опять больший хоронится за середнего, середний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит Иван-царевич и говорит: - Дай мне, батюшка, благословеньице, с буйной головы до резвых ног, ехать в тридесятое царство - поискать тебе молодильных яблок и живой воды да поискать еще моих братьецев.
Дал ему царь благословеньице.
Пошел Иван-царевич в конюший двор - выбирать себе коня по разуму.
На которого коня ни взглянет, тот дрожит, на которого руку положит - тот с ног валится.
Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму.
Идет, повесил буйну голову.
Навстречу ему бабушказадворенка: - Здравствуй, дитятко Иван-царевич! Что ходишь кручинен-печален? - Как же мне, бабушка, не печалиться - не могу найти коня по разуму.
- Давно бы ты меня спросил.
Добрый конь стоит закованный в погребу, на цепи железной.
Сможешь его взять - будет тебе конь по разуму.
Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба.
Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними ногами на плечи.
Стоит Иван-царевич - не шелохнется.
Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича вытащил.
И тут Иван-царевич его обуздал уздою неузданной, оседлал седельцем неезженным, наложил двенадцать подпруг с подпругою - не ради красы, ради славушки молодецкой.
Отправился Иван-царевич в путь-дорогу.
Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился.
Доехал он до росстаней и поразмыслил: "Направо ехать - коня потерять.
Куда мне без коня-то? Прямо ехать - женатому быть.
Не за тем я в путь-дорогу выехал.
Налево ехать - коня спасти.
Эта дорога самая лучшая для меня". И поворотил он по той дороге, где коня спасти - себя потерять.
Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зеленым лугам, по каменным горам, ехал день до вечеру - красна солнышка до закату - и наезжает на избушку.
Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке.
- Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти.
Избушка повернулась к лесу задом, к Ивану-царевичу передом.
Зашел он в нее, а там сидит баба-яга, старых лет, шелковый кудель мечет, а нитки через грядки бросает.
- Фу, фу, - говорит, - русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел.
А Иван-царевич ей: - Ах ты, баба-яга - костяная нога, не поймавши птицу - теребишь, не узнавши молодца - хулишь.
Ты бы сейчас вскочила да меня, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и для ночи постелю собрала.
Я бы улегся, ты бы села к изголовью, стала бы спрашивать, а я бы стал сказывать - чей да откуда.
Вот баба-яга это дело все справила - царевича накормила, напоила и на постелю уложила; села к изголовью и стала спрашивать:
- Чей ты, дорожный человек, добрый молодец, да откуда? Какой ты земли? Какого отца, матери сын?
- Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич.
Еду за тридевять земель, за тридевять озер, в тридесятое царство за живой водой и молодильными яблоками.
- Ну, дитя мое милое, далеко же тебе ехать: живая вода и молодильные яблоки - у сильной богатырки, девицы Синеглазки, она мне родная племянница.
Не знаю, получишь ли ты добро.
- А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
- Много молодцов проезживало, да не много вежливо говаривало.
Возьми, дитятко, моего коня.
Мой конь будет бойчее, довезет он тебя до моей середней сестры, она тебя научит.
Иван-царевич поутру встает ранехонько, умывается белешенько.
Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне.
Вдруг он и говорит коню: - Стой! Перчатку обронил.
А конь отвечает: - В кою пору ты говорил, я уже двести верст проскакал.
Едет Иван-царевич близко ли, далеко ли. День до ночи коротается.
И завидел он впереди избушку на курьей ножке, об одном окошке.
- Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти.
Избушка повернулась к лесу задом, к нему передом.
Вдруг слышно - конь заржал, и конь под Иваномцаревичем откликнулся.
Кони-то были одностадные.
Услышала это баба-яга - еще старее той - и говорит: - Приехала ко мне, видно, сестрица в гости.
И выходит на крыльцо: - Фу-фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел.
А Иван-царевич ей: - Ах ты, баба-яга - костяная нога, встречай гостя по платью, провожай по уму.
Ты бы моего коня убрала, меня бы, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и спать уложила.
Баба-яга это дело все справила - коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила, на постель уложила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
- Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич.
Еду за живой водой и молодильными яблоками к сильной богатырке, девице Синеглазке.
- Ну, дитя милое, не знаю, получишь ли ты добро.
Мудро тебе, мудро добраться до девицы Синеглазки! - А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
- Много молодцов проезживало, да не много вежливо говаривало.
Возьми, дитятко, моего коня, поезжай к моей старшей сестре.
Она лучше меня научит, что делать.
Вот Иван-царевич заночевал у этой старухи, поутру встает ранехонько, умывается белешенько.
Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне.
А этот конь еще бойчей того.
Вдруг Иван-царевич говорит: - Стой! Перчатку обронил.
А конь отвечает: - В кою пору ты говорил, я уж триста верст проскакал.
Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается.
Едет Иван-царевич день до вечера - красна солнышка до закату.
Наезжает на избушку на курьей ножке, об одном окошке.
- Избушка, избушка, обернись к лесу задом, ко мне передом! Мне не век вековать, а одну ночь ночевать.
Вдруг заржал конь, и под Иваном-царевичем конь откликается.
Выходит на крыльцо баба-яга, старых лет, еще старее той.
Поглядела - конь ее сестры, а седок чужестранный, молодец прекрасный.
Тут Иван-царевич вежливо ей поклонился и ночевать попросился.
Делать нечего! Ночлега с собой не возят - ночлег каждому: и пешему и конному, и бедному и богатому.
Баба-яга все дело справила - коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
- Я, бабушка, такого-то царства, такого-то государства, царский сын Иван-царевич.
Был у твоей младшей сестры, она послала к середней, а середняя сестра к тебе послала.
Дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум, как мне добыть у девицы Синеглазки живой воды и молодильных яблок.
- Так и быть, помогу я тебе, Иван-царевич.
Девица Синеглазка, моя племянница, - сильная и могучая богатырка.
Вокруг ее царства - стена три сажени вышины, сажень толщины, у ворот стража - тридцать богатырей.
Тебя и в ворота не пропустят.
Надо тебе ехать в середину ночи, ехать на моем добром коне.
Доедешь до стены - бей коня по бокам плетью нехлестанной.
Конь через стену перескочит.
Ты коня привяжи и иди в сад.
Увидишь яблоню с молодильными яблоками, а под яблоней колодец.
Три яблока сорви, а больше не бери.
И зачерпни из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
Девица Синеглазка будет спать, ты в терем к ней не заходи, а садись на коня и бей его по крутым бокам.
Он тебя через стену перенесет.
Иван-царевич не стал ночевать у этой старухи, а сел на ее доброго коня и поехал в ночное время.
Этот конь поскакивает, мхи-болота перескакивает, реки, озера хвостом заметает.
Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, доезжает Иван-царевич в середине ночи до высокой стены.
У ворот стража спит - тридцать могучих богатырей.
Прижимает он своего доброго коня, бьет его плетью нехлестанной.
Конь осерчал и перемахнул через стену.
Слез Иван-царевич с коня, входит в сад и видит - стоит яблоня с серебряными листьями, золотыми яблоками, а под яблоней Молодец.
Иван-царевич сорвал три яблока, а больше не стал брать да зачерпнул из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
И захотелось ему самою увидать сильную, могучую богатырку, девицу Синеглазку.
Входит Иван-царевич в терем, а там спят: по одну сторону шесть полениц - девиц-богатырок и по другую сторону шесть, а посредине разметалась девица Синеглазка, спит, как сильный речной порог шумит.
Не стерпел Иван-царевич, приложился, поцеловал ее и вышел.
Сел на доброго коня, а конь говорит ему человеческим голосом: - Не послушался ты, Иван-царевич, вошел в терем к девице Синеглазке! Теперь мне стены не перескочить.
Иван-царевич бьет коня плетью нехлестанной.
- Ах ты конь, волчья сыть, травяной мешок, нам здесь не ночевать, а голову потерять! Осерчал конь пуще прежнего и перемахнул через стену, да задел об нее одной подковой - на стене струны запели и колокола зазвонили.
Девица Синеглазка проснулась да увидала покражу: - Вставайте, у нас покража большая! Велела она оседлать своего богатырского коня и кинулась с двенадцатью поленицами в погоню за Иваном-царевичем.
Гонит Иван-царевич во всю прыть лошадиную, а девица Синеглазка гонит за ним.
Доезжает он до старшей бабы-яги, а у нее уже конь выведенный, готовый.
Он - со своего коня да на этого и опять вперед погнал.
Иван-то царевич за дверь, а девица Синеглазка - в дверь и спрашивает у бабы-яги: - Бабушка, здесь зверь не прорыскивал ли? - Нет, дитятко.
- Бабушка, здесь молодец не проезживал ли? - Нет, дитятко.
А ты с пути-дороги поешь молочка.
" - Поела бы я, бабушка, да долго корову доить.
- Что ты, дитятко, живо справлю.
Пошла баба-яга доить корову - доит, не торопится.
Поела девица Синеглазка молочка и опять погнала за Иваном-царевичем.
Доезжает Иван-царевич до середней бабы-яги, коня сменил и опять погнал.
Он - за дверь, а девица Синеглазка - в дверь: - Бабушка, не прорыскивал ли зверь, не проезжал ли добрый молодец? - Нет, дитятко.
А ты бы с пути-дороги поела блинков.
- Да долго печь будешь.
- Что ты, дитятко, живо справлю.
Напекла баба-яга блинков - печет, не торопится.
Девица Синеглазка поела и опять погнала за Иваномцаревичем.
Он доезжает до младшей бабы-яги, слез с коня, сел на своего коня богатырского и опять погнал.
Он - за дверь, девица Синеглазка - в дверь и спрашивает у бабы-яги, не проезжал ли добрый молодец.
- Нет, дитятко.
А ты бы с пути-дороги в баньке попарилась.
- Да ты долго топить будешь.
- Что ты, дитятко, живо справлю.
Истопила баба-яга баньку, все изготовила.
Девица Синеглазка попарилась, обкатилась и опять погнала в сугон.
Конь ее с горки на горку поскакивает, реки, озера хвостом заметает.
Стала она Ивана-царевича настигать.
Он видит за собой погоню: двенадцать богатырок с тринадцатой - девицей Синеглазкой - ладят на него наехать, с плеч голову снять.
Стал он коня приостанавливать, девица Синеглазка наскакивает и кричит ему: - Что ж ты, вор, без спросу из моего колодца пил да колодец не прикрыл! А он ей: - Что же, давай разъедемся на три прыска лошадиных, давай силу пробовать.
Тут Иван-царевич и девица Синеглазка заскакали на три прыска лошадиных, брали палицы боевые, копья долгомерные, сабельки острые.
И съезжались три раза, палицы поломали, копья-сабли исщербили - не могли друг друга с коня сбить.
Незачем стало им на добрых конях разъезжаться, соскочили они с коней и схватились в охапочку.
Боролись с утра до вечера - красна солнышка до закату.
У Ивана-царевича резва ножка подвернулась, упал он на сыру землю.
Девица Синеглазка стала коленкой на его белу грудь и вытаскивает кинжалище булатный - пороть ему белу грудь.
Иван-царевич и говорит ей: - Не губи ты меня, девица Синеглазка, лучше возьми за белые руки, подними со сырой земли, поцелуй в уста сахарные.
Тут девица Синеглазка подняла Ивана-царевича со сырой земли и поцеловала в уста сахарные.
И раскинули они шатер в чистом поле, на широком раздолье, на зеленых лугах.
Тут они гуляли три дня и три ночи.
Здесь они и обручились и перстнями обменялись.
Девица Синеглазка ему говорит: - Я поеду домой - и ты поезжай домой, да смотри никуда не сворачивай.
Через три года жди меня в своем царстве.
Сели они на коней и разъехались.
Долго ли, коротко ли, не скоро дело делается, скоро сказка сказывается - доезжает Иван-царевич до росстаней, до трех дорог, где плита-камень, и думает:
"Вот нехорошо! Домой еду, а братья мои пропадают без вести".
И не послушался он девицы Синеглазки, своротил на ту дорогу, где женатому быть.
И наезжает на терем под золотой крышей.
Тут под Иваном-царевичем конь заржал, и братьевы кони откликнулись.
Кони-то были одностадные.
Иван-царевич взошел на крыльцо, стукнул кольцом - маковки на тереме зашатались, оконницы покривились.
Выбегает прекрасная девица.
- Ах, Иван-царевич, давно я тебя поджидаю! Иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
Повела его в терем и стала потчевать.
Иван-царевич не столько ест, сколько под стол кидает, не столько пьет, сколько под стол льет.
Повела его прекрасная девица в спальню.
- Ложись, Иван-царевич, спать-почивать.
А Иван-царевич столкнул ее на кровать, живо кровать повернул, девица и полетела в подполье, в яму глубокую.
Иван-царевич наклонился над ямой и кричит: - Кто там живой? А из ямы отвечают: - Федор-царевич да Василий-царевич.
Он их из ямы вынул - они лицом черны, землей уж стали порастать.
Иван-царевич умыл братьев живой водой - стали они опять прежними.
Сели они на коней и поехали.
Долго ли, коротко ли, доехали до росстаней.
Иван-царевич и говорит братьям: - Покараульте моего коня, а я лягу отдохну.
Лег на шелковую траву и богатырским сном заснул.
А Федор-царевич и говорит Василию-царевичу: - Вернемся мы без живой воды, без молодильных яблок - будет нам мало чести, нас отец пошлет гусей пасти.
Василий-царевич отвечает: - Давай Ивана-царевича в пропасть спустим, а эти вещи возьмем и отцу в руки отдадим.
Вот они у него из-за пазухи вынули молодильные яблоки и кувшин с живой водой, а его взяли и бросили в пропасть.
Иван-царевич летел туда три дня и три ночи.
Упал Иван-царевич на самое взморье, опамятовался и видит: только небо и вода, и под старым дубом у моря птенцы пищат - бьет их погода.
Иван-царевич снял с себя кафтан и птенцов покрыл, а сам укрылся под дуб.
Унялась погода, летит большая птица Нагай.
Прилетела, под дуб села и спрашивает птенцов: - Детушки мои милые, не убила ли вас погодушканенастье? - Не кричи, мать, нас сберег русский человек, своим кафтаном укрыл.
Птица Нагай спрашивает Ивана-царевича: - Для чего ты сюда попал, милый человек? - Меня родные братья в пропасть бросили за молодильные яблоки да за живую воду.
- Ты моих детей сберег, спрашивай у меня, чего хочешь: злата ли, серебра ли, камня ли драгоценного.
- Ничего, Нагай-птица, мне не надо: ни злата, ни серебра, ни камня драгоценного.
А нельзя ли мне попасть в родную сторону? Нагай-птица ему отвечает: - Достань мне два чана - пудов по двенадцати - мяса.
Вот Иван-царевич настрелял на взморье гусей, лебедей, в два чана поклал, поставил один чан Нагайптице на правое плечо, а другой чан - на левое, сам сел ей на хребет.
Стал птицу Нагай кормить, она поднялась и летит в вышину.
Она летит, а он ей подает да подает.
Долго ли, коротко ли так летели, скормил Иван-царевич оба чана.
А птица Нагай опять оборачивается.
Он взял нож, отрезал у себя кусок с ноги и Нагай-птице подал.
Она летит, летит и опять оборачивается.
Он с другой ноги срезал мясо и подал.
Вот уже недалеко лететь осталось.
Нагай-птица опять оборачивается.
Он с груди у себя мясо срезал и ей подал.
Тут Нагай-птица донесла Ивана-царевича до родной стороны.
- Хорошо ты кормил меня всю дорогу, но слаще последнего кусочка отродясь не едала.
Иван-царевич ей и показывает раны.
Нагай-птица рыгнула, три куска вырыгнула: - Приставь на место.
Иван-царевич приставил - мясо и приросло к костям.
- Теперь слезай с меня, Иван-царевич, я домой полечу.
Поднялась Нагай-птица в вышину, а Иван-царевич пошел путем-дорогой на родную сторону.
Пришел он в столицу и узнает, что Федор-царевич и Василий-царевич привезли отцу живой воды и молодильных яблок и царь исцелился: по-прежнему стал здоровьем крепок и глазами зорок.
Не пошел Иван-царевич к отцу, к матери.
В ту пору за тридевять земель, в тридесятом царстве сильная богатырка Синеглазка родила двух сыновей.
Они растут не по дням, а по часам.
Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается - прошло три года.
Синеглазка взяла сыновей, собрала войско и пошла искать Ивана-царевича.
Пришла она в его царство и в чистом поле, в широком раздолье, на зеленых лугах раскинула шатер белополотняный.
От шатра дорогу устелила сукнами цветными.
И посылает в столицу царю сказать: - Царь, отдай царевича.
Не отдашь - все царство потопчу, пожгу, тебя в полон возьму.
Царь испугался и посылает старшего - Федора-царевича.
Идет Федор-царевич по цветным сукнам, подходит к шатру белополотняному.
Выбегают два мальчика: - Матушка, это не наш ли батюшка идет? - Нет, детушки, это ваш дяденька.
- А что прикажешь с ним делать? - А вы, детушки, угостите его хорошенько.
Тут эти двое пареньков взяли трости и давай хлестать Федора-царевича пониже спины.
Били, били, он едва ноги унес.
А Синеглазка опять посылает к царю: - Отдай царевича.
Пуще испугался царь и посылает среднего - Василия-царевича.
Он подходит к шатру.
Выбегают два мальчика: - Матушка, это не наш ли батюшка идет? - Нет, детушки, это ваш дяденька.
Угостите его хорошенько.
Двое пареньков опять давай дядю тростями чесать.
Били, били, Василий-царевич едва ноги унес.
Синеглазка в третий раз посылает к царю: - Ступайте, ищите третьего сынка, Ивана-царевича.
Не найдете - все царство потопчу, пожгу.
Царь еще пуще испугался, посылает за Федоромцаревичем и Василием-царевичем, велит им найти брата, Ивана-царевича.
Тут братья упали отцу в ноги и во всем повинились: как у сонного Ивана-царевича взяли живую воду и молодильные яблоки, а самого бросили в пропасть.
Услышал это царь и залился слезами.
А в ту пору Иван-царевич сам идет к Синеглазке.
Подходит он к белополотняному шатру.
Выбегают два мальчика: - Матушка, матушка, к нам кто-то идет.
А Синеглазка им: - Возьмите его за белые руки, ведите в шатер.
Это ваш родной батюшка.
Он безвинно три года страдал.
Тут Ивана-царевича взяли за белые ручки, ввели в шатер.
Синеглазка его умыла и причесала, одежду на нем сменила и спать уложила.
На другой день Синеглазка и Иван-царевич приехали во дворец.
Тут начался пир на весь мир - честным пирком да и за свадебку.
Федору-царевичу и Василию-царевичу мало было чести, прогнали их со двора - ночевать где ночь, где две, а третью и ночевать негде.
Иван-царевич не остался здесь, а уехал с Синеглазкой в ее девичье царство.
Тут и сказке конец.
Царь очень устарел и глазами обнищал, а слыхал он, что за тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками и колодец с живой водой.
Если съесть старику это яблоко - помолодеет, а водой этой умыть глаза слепцу - будет видеть.
Царь собирает пир на весь мир, зовет на пир князей и бояр и говорит им:
- Кто бы, ребятушки, выбрался из избранников, выбрался из охотников, съездил за тридевять земель, в тридесятое царство, привез бы молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут больший стал хорониться за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит царевич Федор и говорит: - Неохота нам в люди царство отдавать.
Я поеду в эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
Пошел Федор-царевич на конюший двор, выбирает себе коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою - не ради красы, а ради крепости.
Отправился Федор-царевич в дорожку.
Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился.
Ехал он близко ли, далеко ли, низко ли высоко ли, ехал день до вечеру - красна солнышка до закату.
И доезжает до росстаней, до трех дорог.
Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись: "Направо поедешь - себя спасать, коня потерять.
Налево поедешь - коня спасать, себя потерять.
Прямо поедешь - женату быть". Поразмыслил Федор-царевич: "Давай поеду, где женату быть". И повернул на ту дорожку, где женатому быть.
Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой крышей.
Тут выбегает прекрасная девица и говорит ему: - Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
- Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном дороги не скоротать.
Мне надо вперед двигаться.
- Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела.
Накормила его, напоила и спать на кровать положила.
Только лег Федор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую.
Долго ли, коротко ли - царь опять собирает пир, зовет князей и бояр и говорит им: - Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников - привезти мне молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут опять больший хоронится за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит второй сын, Василий-царевич: Идет Василий-царевич на конюший двор, выбирает коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою.
Поехал Василий-царевич.
Видели, как садился, а не видели, в кою сторону укатился.
Вот он доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит: "Направо поедешь - себя спасать, коня потерять.
Налево поедешь - коня спасать, себя потерять.
Прямо поедешь - женату быть". Думал, думал Василий-царевич и поехал дорогой, где женатому быть.
Доехал до терема с золотой крышей.
Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать хлеба-соли и лечь почивать.
- Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
Тут она его из седла вынула, в терем повела, накормила, напоила и спать положила.
Только Василий-царевич лег к стенке, она опять повернула кровать, и он полетел в подполье.
А там спрашивают: - Кто летит? - Василий-царевич.
А кто сидит? - Федор-царевич.
- Вот, братан, попали! Долго ли, коротко ли - в третий раз царь собирает пир, зовет князей и бояр: - Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этом у седоку полцарства отписал.
Тут опять больший хоронится за середнего, середний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит Иван-царевич и говорит: - Дай мне, батюшка, благословеньице, с буйной головы до резвых ног, ехать в тридесятое царство - поискать тебе молодильных яблок и живой воды да поискать еще моих братьецев.
Дал ему царь благословеньице.
Пошел Иван-царевич в конюший двор - выбирать себе коня по разуму.
На которого коня ни взглянет, тот дрожит, на которого руку положит - тот с ног валится.
Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму.
Идет, повесил буйну голову.
Навстречу ему бабушказадворенка: - Здравствуй, дитятко Иван-царевич! Что ходишь кручинен-печален? - Как же мне, бабушка, не печалиться - не могу найти коня по разуму.
- Давно бы ты меня спросил.
Добрый конь стоит закованный в погребу, на цепи железной.
Сможешь его взять - будет тебе конь по разуму.
Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба.
Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними ногами на плечи.
Стоит Иван-царевич - не шелохнется.
Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича вытащил.
И тут Иван-царевич его обуздал уздою неузданной, оседлал седельцем неезженным, наложил двенадцать подпруг с подпругою - не ради красы, ради славушки молодецкой.
Отправился Иван-царевич в путь-дорогу.
Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился.
Доехал он до росстаней и поразмыслил: "Направо ехать - коня потерять.
Куда мне без коня-то? Прямо ехать - женатому быть.
Не за тем я в путь-дорогу выехал.
Налево ехать - коня спасти.
Эта дорога самая лучшая для меня". И поворотил он по той дороге, где коня спасти - себя потерять.
Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зеленым лугам, по каменным горам, ехал день до вечеру - красна солнышка до закату - и наезжает на избушку.
Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке.
- Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти.
Избушка повернулась к лесу задом, к Ивану-царевичу передом.
Зашел он в нее, а там сидит баба-яга, старых лет, шелковый кудель мечет, а нитки через грядки бросает.
- Фу, фу, - говорит, - русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел.
А Иван-царевич ей: - Ах ты, баба-яга - костяная нога, не поймавши птицу - теребишь, не узнавши молодца - хулишь.
Ты бы сейчас вскочила да меня, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и для ночи постелю собрала.
Я бы улегся, ты бы села к изголовью, стала бы спрашивать, а я бы стал сказывать - чей да откуда.
Вот баба-яга это дело все справила - царевича накормила, напоила и на постелю уложила; села к изголовью и стала спрашивать:
- Чей ты, дорожный человек, добрый молодец, да откуда? Какой ты земли? Какого отца, матери сын?
- Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич.
Еду за тридевять земель, за тридевять озер, в тридесятое царство за живой водой и молодильными яблоками.
- Ну, дитя мое милое, далеко же тебе ехать: живая вода и молодильные яблоки - у сильной богатырки, девицы Синеглазки, она мне родная племянница.
Не знаю, получишь ли ты добро.
- А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
- Много молодцов проезживало, да не много вежливо говаривало.
Возьми, дитятко, моего коня.
Мой конь будет бойчее, довезет он тебя до моей середней сестры, она тебя научит.
Иван-царевич поутру встает ранехонько, умывается белешенько.
Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне.
Вдруг он и говорит коню: - Стой! Перчатку обронил.
А конь отвечает: - В кою пору ты говорил, я уже двести верст проскакал.
Едет Иван-царевич близко ли, далеко ли. День до ночи коротается.
И завидел он впереди избушку на курьей ножке, об одном окошке.
- Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти.
Избушка повернулась к лесу задом, к нему передом.
Вдруг слышно - конь заржал, и конь под Иваномцаревичем откликнулся.
Кони-то были одностадные.
Услышала это баба-яга - еще старее той - и говорит: - Приехала ко мне, видно, сестрица в гости.
И выходит на крыльцо: - Фу-фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел.
А Иван-царевич ей: - Ах ты, баба-яга - костяная нога, встречай гостя по платью, провожай по уму.
Ты бы моего коня убрала, меня бы, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и спать уложила.
Баба-яга это дело все справила - коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила, на постель уложила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
- Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич.
Еду за живой водой и молодильными яблоками к сильной богатырке, девице Синеглазке.
- Ну, дитя милое, не знаю, получишь ли ты добро.
Мудро тебе, мудро добраться до девицы Синеглазки! - А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
- Много молодцов проезживало, да не много вежливо говаривало.
Возьми, дитятко, моего коня, поезжай к моей старшей сестре.
Она лучше меня научит, что делать.
Вот Иван-царевич заночевал у этой старухи, поутру встает ранехонько, умывается белешенько.
Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне.
А этот конь еще бойчей того.
Вдруг Иван-царевич говорит: - Стой! Перчатку обронил.
А конь отвечает: - В кою пору ты говорил, я уж триста верст проскакал.
Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается.
Едет Иван-царевич день до вечера - красна солнышка до закату.
Наезжает на избушку на курьей ножке, об одном окошке.
- Избушка, избушка, обернись к лесу задом, ко мне передом! Мне не век вековать, а одну ночь ночевать.
Вдруг заржал конь, и под Иваном-царевичем конь откликается.
Выходит на крыльцо баба-яга, старых лет, еще старее той.
Поглядела - конь ее сестры, а седок чужестранный, молодец прекрасный.
Тут Иван-царевич вежливо ей поклонился и ночевать попросился.
Делать нечего! Ночлега с собой не возят - ночлег каждому: и пешему и конному, и бедному и богатому.
Баба-яга все дело справила - коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
- Я, бабушка, такого-то царства, такого-то государства, царский сын Иван-царевич.
Был у твоей младшей сестры, она послала к середней, а середняя сестра к тебе послала.
Дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум, как мне добыть у девицы Синеглазки живой воды и молодильных яблок.
- Так и быть, помогу я тебе, Иван-царевич.
Девица Синеглазка, моя племянница, - сильная и могучая богатырка.
Вокруг ее царства - стена три сажени вышины, сажень толщины, у ворот стража - тридцать богатырей.
Тебя и в ворота не пропустят.
Надо тебе ехать в середину ночи, ехать на моем добром коне.
Доедешь до стены - бей коня по бокам плетью нехлестанной.
Конь через стену перескочит.
Ты коня привяжи и иди в сад.
Увидишь яблоню с молодильными яблоками, а под яблоней колодец.
Три яблока сорви, а больше не бери.
И зачерпни из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
Девица Синеглазка будет спать, ты в терем к ней не заходи, а садись на коня и бей его по крутым бокам.
Он тебя через стену перенесет.
Иван-царевич не стал ночевать у этой старухи, а сел на ее доброго коня и поехал в ночное время.
Этот конь поскакивает, мхи-болота перескакивает, реки, озера хвостом заметает.
Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, доезжает Иван-царевич в середине ночи до высокой стены.
У ворот стража спит - тридцать могучих богатырей.
Прижимает он своего доброго коня, бьет его плетью нехлестанной.
Конь осерчал и перемахнул через стену.
Слез Иван-царевич с коня, входит в сад и видит - стоит яблоня с серебряными листьями, золотыми яблоками, а под яблоней Молодец.
Иван-царевич сорвал три яблока, а больше не стал брать да зачерпнул из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
И захотелось ему самою увидать сильную, могучую богатырку, девицу Синеглазку.
Входит Иван-царевич в терем, а там спят: по одну сторону шесть полениц - девиц-богатырок и по другую сторону шесть, а посредине разметалась девица Синеглазка, спит, как сильный речной порог шумит.
Не стерпел Иван-царевич, приложился, поцеловал ее и вышел.
Сел на доброго коня, а конь говорит ему человеческим голосом: - Не послушался ты, Иван-царевич, вошел в терем к девице Синеглазке! Теперь мне стены не перескочить.
Иван-царевич бьет коня плетью нехлестанной.
- Ах ты конь, волчья сыть, травяной мешок, нам здесь не ночевать, а голову потерять! Осерчал конь пуще прежнего и перемахнул через стену, да задел об нее одной подковой - на стене струны запели и колокола зазвонили.
Девица Синеглазка проснулась да увидала покражу: - Вставайте, у нас покража большая! Велела она оседлать своего богатырского коня и кинулась с двенадцатью поленицами в погоню за Иваном-царевичем.
Гонит Иван-царевич во всю прыть лошадиную, а девица Синеглазка гонит за ним.
Доезжает он до старшей бабы-яги, а у нее уже конь выведенный, готовый.
Он - со своего коня да на этого и опять вперед погнал.
Иван-то царевич за дверь, а девица Синеглазка - в дверь и спрашивает у бабы-яги: - Бабушка, здесь зверь не прорыскивал ли? - Нет, дитятко.
- Бабушка, здесь молодец не проезживал ли? - Нет, дитятко.
А ты с пути-дороги поешь молочка.
" - Поела бы я, бабушка, да долго корову доить.
- Что ты, дитятко, живо справлю.
Пошла баба-яга доить корову - доит, не торопится.
Поела девица Синеглазка молочка и опять погнала за Иваном-царевичем.
Доезжает Иван-царевич до середней бабы-яги, коня сменил и опять погнал.
Он - за дверь, а девица Синеглазка - в дверь: - Бабушка, не прорыскивал ли зверь, не проезжал ли добрый молодец? - Нет, дитятко.
А ты бы с пути-дороги поела блинков.
- Да долго печь будешь.
- Что ты, дитятко, живо справлю.
Напекла баба-яга блинков - печет, не торопится.
Девица Синеглазка поела и опять погнала за Иваномцаревичем.
Он доезжает до младшей бабы-яги, слез с коня, сел на своего коня богатырского и опять погнал.
Он - за дверь, девица Синеглазка - в дверь и спрашивает у бабы-яги, не проезжал ли добрый молодец.
- Нет, дитятко.
А ты бы с пути-дороги в баньке попарилась.
- Да ты долго топить будешь.
- Что ты, дитятко, живо справлю.
Истопила баба-яга баньку, все изготовила.
Девица Синеглазка попарилась, обкатилась и опять погнала в сугон.
Конь ее с горки на горку поскакивает, реки, озера хвостом заметает.
Стала она Ивана-царевича настигать.
Он видит за собой погоню: двенадцать богатырок с тринадцатой - девицей Синеглазкой - ладят на него наехать, с плеч голову снять.
Стал он коня приостанавливать, девица Синеглазка наскакивает и кричит ему: - Что ж ты, вор, без спросу из моего колодца пил да колодец не прикрыл! А он ей: - Что же, давай разъедемся на три прыска лошадиных, давай силу пробовать.
Тут Иван-царевич и девица Синеглазка заскакали на три прыска лошадиных, брали палицы боевые, копья долгомерные, сабельки острые.
И съезжались три раза, палицы поломали, копья-сабли исщербили - не могли друг друга с коня сбить.
Незачем стало им на добрых конях разъезжаться, соскочили они с коней и схватились в охапочку.
Боролись с утра до вечера - красна солнышка до закату.
У Ивана-царевича резва ножка подвернулась, упал он на сыру землю.
Девица Синеглазка стала коленкой на его белу грудь и вытаскивает кинжалище булатный - пороть ему белу грудь.
Иван-царевич и говорит ей: - Не губи ты меня, девица Синеглазка, лучше возьми за белые руки, подними со сырой земли, поцелуй в уста сахарные.
Тут девица Синеглазка подняла Ивана-царевича со сырой земли и поцеловала в уста сахарные.
И раскинули они шатер в чистом поле, на широком раздолье, на зеленых лугах.
Тут они гуляли три дня и три ночи.
Здесь они и обручились и перстнями обменялись.
Девица Синеглазка ему говорит: - Я поеду домой - и ты поезжай домой, да смотри никуда не сворачивай.
Через три года жди меня в своем царстве.
Сели они на коней и разъехались.
Долго ли, коротко ли, не скоро дело делается, скоро сказка сказывается - доезжает Иван-царевич до росстаней, до трех дорог, где плита-камень, и думает:
"Вот нехорошо! Домой еду, а братья мои пропадают без вести".
И не послушался он девицы Синеглазки, своротил на ту дорогу, где женатому быть.
И наезжает на терем под золотой крышей.
Тут под Иваном-царевичем конь заржал, и братьевы кони откликнулись.
Кони-то были одностадные.
Иван-царевич взошел на крыльцо, стукнул кольцом - маковки на тереме зашатались, оконницы покривились.
Выбегает прекрасная девица.
- Ах, Иван-царевич, давно я тебя поджидаю! Иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
Повела его в терем и стала потчевать.
Иван-царевич не столько ест, сколько под стол кидает, не столько пьет, сколько под стол льет.
Повела его прекрасная девица в спальню.
- Ложись, Иван-царевич, спать-почивать.
А Иван-царевич столкнул ее на кровать, живо кровать повернул, девица и полетела в подполье, в яму глубокую.
Иван-царевич наклонился над ямой и кричит: - Кто там живой? А из ямы отвечают: - Федор-царевич да Василий-царевич.
Он их из ямы вынул - они лицом черны, землей уж стали порастать.
Иван-царевич умыл братьев живой водой - стали они опять прежними.
Сели они на коней и поехали.
Долго ли, коротко ли, доехали до росстаней.
Иван-царевич и говорит братьям: - Покараульте моего коня, а я лягу отдохну.
Лег на шелковую траву и богатырским сном заснул.
А Федор-царевич и говорит Василию-царевичу: - Вернемся мы без живой воды, без молодильных яблок - будет нам мало чести, нас отец пошлет гусей пасти.
Василий-царевич отвечает: - Давай Ивана-царевича в пропасть спустим, а эти вещи возьмем и отцу в руки отдадим.
Вот они у него из-за пазухи вынули молодильные яблоки и кувшин с живой водой, а его взяли и бросили в пропасть.
Иван-царевич летел туда три дня и три ночи.
Упал Иван-царевич на самое взморье, опамятовался и видит: только небо и вода, и под старым дубом у моря птенцы пищат - бьет их погода.
Иван-царевич снял с себя кафтан и птенцов покрыл, а сам укрылся под дуб.
Унялась погода, летит большая птица Нагай.
Прилетела, под дуб села и спрашивает птенцов: - Детушки мои милые, не убила ли вас погодушканенастье? - Не кричи, мать, нас сберег русский человек, своим кафтаном укрыл.
Птица Нагай спрашивает Ивана-царевича: - Для чего ты сюда попал, милый человек? - Меня родные братья в пропасть бросили за молодильные яблоки да за живую воду.
- Ты моих детей сберег, спрашивай у меня, чего хочешь: злата ли, серебра ли, камня ли драгоценного.
- Ничего, Нагай-птица, мне не надо: ни злата, ни серебра, ни камня драгоценного.
А нельзя ли мне попасть в родную сторону? Нагай-птица ему отвечает: - Достань мне два чана - пудов по двенадцати - мяса.
Вот Иван-царевич настрелял на взморье гусей, лебедей, в два чана поклал, поставил один чан Нагайптице на правое плечо, а другой чан - на левое, сам сел ей на хребет.
Стал птицу Нагай кормить, она поднялась и летит в вышину.
Она летит, а он ей подает да подает.
Долго ли, коротко ли так летели, скормил Иван-царевич оба чана.
А птица Нагай опять оборачивается.
Он взял нож, отрезал у себя кусок с ноги и Нагай-птице подал.
Она летит, летит и опять оборачивается.
Он с другой ноги срезал мясо и подал.
Вот уже недалеко лететь осталось.
Нагай-птица опять оборачивается.
Он с груди у себя мясо срезал и ей подал.
Тут Нагай-птица донесла Ивана-царевича до родной стороны.
- Хорошо ты кормил меня всю дорогу, но слаще последнего кусочка отродясь не едала.
Иван-царевич ей и показывает раны.
Нагай-птица рыгнула, три куска вырыгнула: - Приставь на место.
Иван-царевич приставил - мясо и приросло к костям.
- Теперь слезай с меня, Иван-царевич, я домой полечу.
Поднялась Нагай-птица в вышину, а Иван-царевич пошел путем-дорогой на родную сторону.
Пришел он в столицу и узнает, что Федор-царевич и Василий-царевич привезли отцу живой воды и молодильных яблок и царь исцелился: по-прежнему стал здоровьем крепок и глазами зорок.
Не пошел Иван-царевич к отцу, к матери.
В ту пору за тридевять земель, в тридесятом царстве сильная богатырка Синеглазка родила двух сыновей.
Они растут не по дням, а по часам.
Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается - прошло три года.
Синеглазка взяла сыновей, собрала войско и пошла искать Ивана-царевича.
Пришла она в его царство и в чистом поле, в широком раздолье, на зеленых лугах раскинула шатер белополотняный.
От шатра дорогу устелила сукнами цветными.
И посылает в столицу царю сказать: - Царь, отдай царевича.
Не отдашь - все царство потопчу, пожгу, тебя в полон возьму.
Царь испугался и посылает старшего - Федора-царевича.
Идет Федор-царевич по цветным сукнам, подходит к шатру белополотняному.
Выбегают два мальчика: - Матушка, это не наш ли батюшка идет? - Нет, детушки, это ваш дяденька.
- А что прикажешь с ним делать? - А вы, детушки, угостите его хорошенько.
Тут эти двое пареньков взяли трости и давай хлестать Федора-царевича пониже спины.
Били, били, он едва ноги унес.
А Синеглазка опять посылает к царю: - Отдай царевича.
Пуще испугался царь и посылает среднего - Василия-царевича.
Он подходит к шатру.
Выбегают два мальчика: - Матушка, это не наш ли батюшка идет? - Нет, детушки, это ваш дяденька.
Угостите его хорошенько.
Двое пареньков опять давай дядю тростями чесать.
Били, били, Василий-царевич едва ноги унес.
Синеглазка в третий раз посылает к царю: - Ступайте, ищите третьего сынка, Ивана-царевича.
Не найдете - все царство потопчу, пожгу.
Царь еще пуще испугался, посылает за Федоромцаревичем и Василием-царевичем, велит им найти брата, Ивана-царевича.
Тут братья упали отцу в ноги и во всем повинились: как у сонного Ивана-царевича взяли живую воду и молодильные яблоки, а самого бросили в пропасть.
Услышал это царь и залился слезами.
А в ту пору Иван-царевич сам идет к Синеглазке.
Подходит он к белополотняному шатру.
Выбегают два мальчика: - Матушка, матушка, к нам кто-то идет.
А Синеглазка им: - Возьмите его за белые руки, ведите в шатер.
Это ваш родной батюшка.
Он безвинно три года страдал.
Тут Ивана-царевича взяли за белые ручки, ввели в шатер.
Синеглазка его умыла и причесала, одежду на нем сменила и спать уложила.
На другой день Синеглазка и Иван-царевич приехали во дворец.
Тут начался пир на весь мир - честным пирком да и за свадебку.
Федору-царевичу и Василию-царевичу мало было чести, прогнали их со двора - ночевать где ночь, где две, а третью и ночевать негде.
Иван-царевич не остался здесь, а уехал с Синеглазкой в ее девичье царство.
Тут и сказке конец.