Ванькины именины ( Д. Н. Мамин-Сибиряк )

Присказка Баю-баю-баю.

Один глазок у Алёнушки (дочь писателя.

– Ред.) спит, другой – смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое – слушает.

Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки.

Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.

Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается.

Вон уже в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу.

Подлетел к самому окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.

Один глазок у Аленушки спит, другой – смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое – слушает.

Баю-баю-баю.

I Бей, барабан: та-та! тра-та-та! Играйте, трубы: тру-ту! ту-ру-ру!.. Давайте сюда всю музыку, – сегодня Ванька именинник!.. Дорогие гости, милости просим.

Эй, все собирайтесь сюда! Тра-та-та! Тру -ру-ру! Ванька похаживает в красной рубахе и приговаривает: – Братцы, милости просим.

Угощения – сколько угодно.

Суп из самых свежих щепок; котлеты из лучшего, самого чистого песку; пирожки из разноцветных бумажек; а какой чай! Из самой хорошей кипяченой воды.

Милости просим.

Музыка, играй!.. Та-та! Тра-та-та! Тру-ту! Ту-оу-оу! Гостей набралось полна комната.

Первым прилетел пузатый деревянный Волчок.

– Жж... жж... где именинник? Жж... жж... Я очень люблю повеселиться в хорошей компании.

Пришли две куклы.

Одна – с голубыми глазами, Аня, у нее немного был попорчен носик; другая – с черными глазами, Катя, у нее недоставало одной руки.

Они пришли чинно и заняли место на игрушечном диванчике.

– Посмотрим, какое угощение у Ваньки, – заметила Аня.

– Что-то уж очень хвастает.

Музыка недурна, а относительно угощения я сильно сомневаюсь.

– Ты, Аня, вечно чем-нибудь недовольна, – укорила ее Катя.

– А ты вечно готова спорить.

Куклы немного поспорили и даже готовы были поссориться, но в этот момент приковылял на одной ноге сильно подержанный Клоун и сейчас же их примирил.

– Всё будет отлично, барышни! Отлично повеселимся.

Конечно, у меня одной ноги недостает, но ведь Волчок и на одной ноге вон как кружится.

Здравствуй, Волчок.

– Жж... Здравствуй! Отчего это у тебя один глаз как будто подбит? – Пустяки.

Это я свалился с дивана.

Бывает и хуже.

– Ох, как скверно бывает.

Я иногда со всего разбега так стукнусь в стену, прямо головой!.. – Хорошо, что голова-то у тебя пустая… – Все-таки больно.

Жж... Попробуй-ка сам, так узнаешь.

Клоун только защелкал своими медными тарелками.

Он вообще был легкомысленный мужчина.

Пришел Петрушка и привел с собой целую кучу гостей: собственную жену, Матрену Ивановну, немца доктора, Карла Иваныча, и большеносого Цыгана; а Цыган притащил с собой трехногую лошадь.

– Ну, Ванька, принимай гостей! – весело заговорил Петрушка, щелкая себя по носу.

– Один другого лучше.

Одна моя Матрена Ивановна чего стоит.

Очень она любит у меня чай пить, точно утка.

– Найдем и чай, Петр Иванович, – ответил Ванька.

– А мы хорошим гостям всегда рады.

Садитесь, Матрена Ивановна! Карл Иванович, милости просим.

Пришли еще Медведь с Зайцем, серенький бабушкин Козлик с Уточкой-хохлаткой, Петушок с Волком, – всем место нашлось у Ваньки.

Последними пришли Аленушкин Башмачок и Аленушкина Метелочка.

Посмотрели они – все места заняты, а Метелочка сказала: – Ничего, я и в уголке постою.

А Башмачок ничего не сказал и молча залез под диван.

Это был очень почтенный Башмачок, хотя и стоптанный.

Его немного смущала только дырочка, которая была на самом носике.

Ну, да ничего, под диваном никто не заметит.

– Эй, музыка! – скомандовал Ванька.

Забил барабан: тра-та! та-та! Заиграли трубы: тру-ту! И всем гостям вдруг сделалось так весело, так весело.

II Праздник начался отлично.

Бил барабан сам собой, играли сами трубы, жужжал Волчок, звенел своими тарелочками Клоун, а Петрушка неистово пищал.

Ах, как было весело!.. – Братцы, гуляй! – покрикивал Ванька, разглаживая свои льняные кудри.

Аня и Катя смеялись тонкими голосками, неуклюжий Медведь танцевал с Метелочкой, серенький Козлик гулял с Уточкой-хохлаткой, Клоун кувыркался, показывая свое искусство, а доктор Карл Иванович спрашивал Матрену Ивановну:

– Матрена Ивановна, не болит ли у вас животик?

– Что вы, Карл Иваныч? – обижалась Матрена Ивановна.

– С чего вы это взяли?.. – А ну, покажите язык.

– Отстаньте, пожалуйста.

– Я здесь.

– прозвенела тонким голоском серебряная Ложечка, которой Аленушка ела свою кашку.

Она лежала до сих пор спокойно на столе, а когда доктор заговорил об языке, не утерпела и соскочила.

Ведь доктор всегда при ее помощи осматривает у Аленушки язычок.

– Ах, нет.

Не нужно, – запищала Матрена Ивановна и так смешно размахивала руками, точно ветряная мельница.

– Что же, я не навязываюсь со своими услугами, – обиделась Ложечка.

Она даже хотела рассердиться, но в это время к ней подлетел Волчок, и они принялись танцевать.

Волчок жужжал, Ложечка звенела.

Даже Аленушкин Башмачок не утерпел, вылез из-под дивана и шепнул Метелочке: – Я вас очень люблю, Метелочка.

Метелочка сладко закрыла глазки и только вздохнула.

Она любила, чтобы ее любили.

Ведь она всегда была такой скромной Метелочкой и никогда не важничала, как это случалось иногда с другими.

Например, Матрена Ивановна или Аня и Катя,– эти милые куклы любили посмеяться над чужими недостатками: у Клоуна не хватало одной ноги, у Петрушки был длинный нос, у Карла Иваныча – лысина, Цыган походил на головешку, а всего больше доставалось имениннику Ваньке.

– Он мужиковат немного, – говорила Катя.

– И, кроме того, хвастун, – прибавила Аня.

Повеселившись, все уселись за стол, и начался уже настоящий пир.

Обед прошел как на настоящих именинах, хотя дело и не обошлось без маленьких недоразумений.

Медведь по ошибке чуть не съел Зайчика вместо котлетки; Волчок чуть не подрался с Цыганом из-за Ложечки, – последний хотел ее украсть и уже спрятал было к себе в карман, Петр Иваныч, известный забияка, успел поссориться с женой и поссорился из-за пустяков.

– Матрена Ивановна, успокойтесь, – уговаривал ее Карл Иваныч.

– Ведь Петр Иваныч добрый.

У вас, может быть, болит головка? У меня есть с собой отличные порошки.

– Оставьте ее, доктор, – говорил Петрушка.– Это уж такая невозможная женщина.

А впрочем, я ее очень люблю.

Матрена Ивановна, поцелуемтесь.

– Ура! – кричал Ванька.

– Это гораздо лучше, чем ссориться.

Терпеть не могу, когда люди ссорятся.

Вон посмотрите.

Но тут случилось нечто совершенно неожиданное и такое ужасное, что даже страшно сказать.



Бил барабан: тра-та! та-та-та! Играли трубы: тру-ру! ру-ру-ру! Звенели тарелочки Клоуна, серебряным голоском смеялась Ложечка, жужжал Волчок, а развеселившийся Зайчик кричал: бо-бо-бо!.. Фарфоровая Собачка громко лаяла, резиновая Кошечка ласково мяукала, а Медведь так притоптывал ногой, что дрожал пол.



Веселее всех оказался серенький бабушкин Козлик.

Он, во-первых, танцевал лучше всех, а потом так смешно потряхивал своей бородой и скрипучим голосом ревел: мее-ке-ке!.. III Позвольте, как всё это случилось? Очень трудно рассказать всё по порядку, потому что из участников происшествия помнил всё дело только один Аленушкин Башмачок.

Он был благоразумен и вовремя успел спрятаться под диван.

Да, так вот как было дело.

Сначала пришли поздравить Ваньку деревянные Кубики.

Нет, опять не так.

Началось совсем не с этого.

Кубики действительно пришли, но всему виной была черноглазая Катя.

Она, она, – верно!.. Эта хорошенькая плутовка еще в конце обеда шепнула Ане:

– А как ты думаешь, Аня, кто здесь всех красивее?

Кажется, вопрос самый простой, а между тем Матрена Ивановна страшно обиделась и заявила Кате прямо:

– Что же вы думаете, что мой Петр Иваныч урод?

– Никто этого не думает, Матрена Ивановна, – попробовала оправдываться Катя, но было уже поздно.

– Конечно, нос у него немного велик, – продолжала Матрена Ивановна.

– Но ведь это заметно, если только смотреть на Петра Иваныча сбоку.

Потом, у него дурная привычка страшно пищать и со всеми драться, но он все-таки добрый человек.

А что касается ума.

Куклы заспорили с таким азартом, что обратили на себя общее внимание.

Вмешался прежде всего, конечно, Петрушка и пропищал: – Верно, Матрена Ивановна.

Самый красивый человек здесь, конечно, я! Тут уже все мужчины обиделись.

Помилуйте, этакий самохвал этот Петрушка! Даже слушать противно.

Клоун был не мастер говорить и обиделся молча, а зато доктор Карл Иваныч сказал очень громко: – Значит, мы все уроды? Поздравляю, господа.

Разом поднялся гвалт.

Кричал что-то по-своему Цыган, рычал Медведь, выл Волк, кричал серенький Козлик, жужжал Волчок – одним словом, все обиделись окончательно.

– Господа, перестаньте! – уговаривал всех Ванька.

– Не обращайте внимания на Петра Иваныча.

Он просто пошутил.

Но всё было напрасно.

Волновался, главным образом, Карл Иваныч.

Он даже стучал кулаком по столу и кричал: – Господа, хорошо угощение, нечего сказать!.. Нас и в гости пригласили только за тем, чтобы назвать уродами.

– Милостивые государыни и милостивые государи! – старался перекричать всех Ванька.

– Если уж на то пошло, господа, так здесь всего один урод – это я... Теперь вы довольны? Потом.

Позвольте, как это случилось? Да, да, вот как было дело.

Карл Иваныч разгорячился окончательно и начал подступать к Петру Иванычу.

Он погрозил ему пальцем и повторял: – Если бы я не был образованным человеком и если бы я не умел себя держать прилично в порядочном обществе, я сказал бы вам, Петр Иваныч, что вы даже весьма дурак.

Зная драчливый характер Петрушки, Ванька хотел встать между ним и доктором, но по дороге задел кулаком по длинному носу Петрушки.

Петрушке показалось, что его ударил не Ванька, а доктор.

Что тут началось!.. Петрушка вцепился в доктора; сидевший в стороне Цыган ни с того ни с сего начал колотить Клоуна, Медведь с рычанием бросился на Волка, Волчок бил своей пустой головой Козлика – одним словом, вышел настоящий скандал.

Куклы пищали тонкими голосами и все три со страху упали в обморок.

– Ах, мне-дурно.

– кричала Матрена Ивановна, падая с дивана.

– Господа, что же это такое? – орал Ванька.

– Господа, ведь я именинник.

Господа, это, наконец, невежливо!.. Произошла настоящая свалка, так что было уже трудно разобрать, кто кого колотит.

Ванька напрасно старался разнимать дравшихся и кончил тем, что сам принялся колотить всех, кто подвертывался ему под руку, и так как он был всех сильнее, то гостям пришлось плохо.

– Карраул!! Батюшки.

ой, карраул! – орал сильнее всех Петрушка, стараясь ударить доктора побольнее...– Убили Петрушку до смерти.

Карраул!.. От свалки ушел один Башмачок, вовремя успевший спрятаться под диван.

Он со страху даже глаза закрыл, а в это время за него спрятался Зайчик, тоже искавший спасения в бегстве.

– Ты это куда лезешь? – заворчал Башмачок.

– Молчи, а то еще услышат, и обоим достанется, – уговаривал Зайчик, выглядывая косым глазом из дырочки в носке.

– Ах, какой разбойник этот Петрушка!.. Всех колотит, и сам же орет благим матом.

Хорош гость, нечего сказать.

А я едва убежал от Волка.

Ах! Даже вспомнить страшно.

А вон Уточка лежит кверху ножками.

Убили бедную.

– Ах, какой ты глупый, Зайчик: все куклы лежат в обмороке, ну, и Уточка вместе с другими.

Дрались, дрались, долго дрались, пока Ванька не выгнал всех гостей, исключая кукол.

Матрене Ивановне давно уже надоело лежать в обмороке, она открыла один глаз и спросила: – Господа, где я? Доктор, посмотрите, жива ли я?.. Ей никто не отвечал, и Матрена Ивановна открыла другой глаз.

В комнате было пусто, а Ванька стоял посредине и с удивлением оглядывался кругом.

Очнулись Аня и Катя и тоже удивились.

– Здесь было что-то ужасное, – говорила Катя.

– Хорош именинник, нечего сказать! Куклы разом накинулись на Ваньку, который решительно не знал, что ему отвечать.

И его кто-то бил, и он кого-то бил, а за что, про что – неизвестно.

– Решительно не знаю, как всё это вышло, – говорил он, разводя руками.

– Главное, что обидно: ведь я их всех люблю.

решительно всех.

– А мы знаем как, – отозвались из-под дивана Башмачок и Зайчик.

– Мы всё видели!.. – Да это вы виноваты! – накинулась на них Матрена Ивановна.

– Конечно, вы... Заварили кашу, а сами спрятались.

– Они, они!..– закричали в один голос Аня и Катя.

– Ага, вон в чем дело! – обрадовался Ванька.

– Убирайтесь вон, разбойники.

Вы ходите по гостям только ссорить добрых людей.

Башмачок и Зайчик едва успели выскочить в окно.

– Вот я вас.

– грозила им вслед кулаком Матрена Ивановна.

– Ах, какие бывают на свете дрянные люди! Вот и Уточка скажет то же самое.

– Да, да... – подтвердила Уточка.

– Я своими глазами видела, как они спрятались под диван.

Уточка всегда и со всеми соглашалась.

– Нужно вернуть гостей...– продолжала Катя.

– Мы еще повеселимся.

Гости вернулись охотно.

У кого был подбит глаз, кто прихрамывал; у Петрушки всего сильнее пострадал его длинный нос.

– Ах, разбойники! – повторяли все в один голос, браня Зайчика и Башмачок.

– Кто бы мог подумать?.. – Ах, как я устал! Все руки отколотил, – жаловался Ванька.

– Ну, да что поминать старое.

Я не злопамятен.

Эй, музыка!.. Опять забил барабан: тра-та! та-та-та! Заиграли трубы: труту! ру-ру-ру!.. А Петрушка неистово кричал: – Ура, Ванька!.. Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852 – 1912), русский писатель.

Ванькины именины Из цикла «Аленушкины сказки», которые вышли отдельным изданием в 1896 г. Любимая книга писателя.

Текст приведен по изданию: Сказки русских писателей – М.: Детская литература, 1980.