Сказка про славного царя Гороха и его прекрасных дочерей царевну Кутафью и царевну Горошинку ( Д. Н. Мамин-Сибиряк )

Присказка Баю-баю-баю.

Один глазок у Алёнушки (дочь писателя.

– Ред.) спит, другой – смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое – слушает.

Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки.

Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.

Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается.

Вон уже в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу.

Подлетел к самому окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.

Один глазок у Аленушки спит, другой – смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое – слушает.

Баю-баю-баю.

I Жил-был, поживал славный царь Горох в своем славном царстве гороховом.

Пока был молод царь Горох, больше всего он любил повеселиться.

День и ночь веселился, и все другие веселились с ним.

– Ах, какой у нас добрый царь Горох! – говорили все.

А славный царь Горох слушает, бородку поглаживает, и еще ему делается веселее.

Любил царь Горох, когда его все хвалили.

Потом любил царь Горох повоевать с соседними королями и другими славными царями.

Сидит-сидит, а потом и скажет: – А не пойти ли нам на царя Пантелея? Что-то он как будто стал зазнаваться на старости лет.

Надо его проучить.

Войска у царя Гороха было достаточно, воеводы были отличные, и все были рады повоевать.

Может быть, и самих побьют, а все-таки рады.

Счастливо воевал царь Горох и после каждой войны привозил много всякого добра – и золотой казны, и самоцветных каменьев, и шёлковых тканей, и пленников.

Он ничем не брезговал и брал дань всем, что попадало под руку: мука – подавай сюда и муку, дома пригодится; корова – давай и корову, сапоги – давай и сапоги, масло – давай и масло в кашу.

Даже брал царь Горох дань лыком и веником.

Чужая каша всегда слаще своей, и чужим веником лучше париться.

Все иностранные короли и славные цари завидовали удаче царя Гороха, а главное, его веселому характеру.

Царь Пантелей, у которого борода была до колен, говорил прямо: – Хорошо ему жить, славному царю Гороху, когда у него веселый характер.

Я отдал бы половину своей бороды, если бы умел так веселиться.

Но совсем счастливых людей не бывает на свете.

У каждого найдется какое-нибудь горе.

Ни подданные, ни воеводы, ни бояре не знали, что у веселого царя Гороха тоже есть свое горе, да еще не одно, а целых два горя.

Знала об этом только одна жена царя Гороха, славная царица Луковна, родная сестра царя Пантелея.

Царь и царица от всех скрывали свое горе, чтобы народ не стал смеяться над ними.

Первое горе заключалось в том, что у славного царя Гороха на правой руке было шесть пальцев.

Он таким родился, и это скрывали с самого детства, так что славный царь Горох никогда не снимал с правой руки перчатки.

Конечно, шестой палец – пустяки, можно жить и с шестью пальцами, а беда в том, что благодаря этому шестому пальцу царю Гороху всего было мало.

Он сам признавался своей царице Луковне: – Кажется, взял бы всё на свете одному себе.

Разве я виноват, что у меня так рука устроена? – Что же, бери, пока дают, – утешала его царица Луковна.

– Ты не виноват.

А если добром не отдают, так можно и силой отнять.

Царица Луковна во всем и всегда соглашалась с своим славным царем Горохом.

Воеводы тоже не спорили и верили, что воюют для славы, отбирая чужую кашу и масло.

Никто и не подозревал, что у славного царя Гороха шесть пальцев на руке и что он из жадности готов был отнять даже бороду у царя Пантелея, тоже славного и храброго царя.

II Второе горе славного царя Гороха было, пожалуй, похуже.



Дело в том, что первым у славного царя Гороха родился сын, славный и храбрый царевич Орлик, потом родилась прекрасная царевна Кутафья неописанной красоты, а третьей родилась маленькая-маленькая царевна Горошинка, такая маленькая, что жила в коробочке, в которой раньше славная царица Луковна прятала свои сережки.



Маленькой царевны Горошинки решительно никто не видал, кроме отца с матерью.

– Что мы с ней будем делать, царица? – спрашивал в ужасе славный царь Горох.

– Все люди родятся, как люди, а наша дочь с горошинку.

– Что же делать – пусть живет.

– печально отвечала царица.

Даже царевич Орлик и прекрасная царевна Кутафья не знали, что у них есть сестра Горошинка.

А мать любила свою Горошинку больше, чем других детей, – тех и другие полюбят, а эта мила только отцу с матерью.

Царевна Горошинка выросла ростом в горошинку и была так же весела, как отец.

Ее трудно было удержать в коробочке.

Царевне хотелось и побегать, и поиграть, и пошалить, как и другим детям.

Царица Луковна запиралась в своей комнате, садилась к столу и открывала коробочку.

Царевна Горошинка выскакивала и начинала веселиться.

Стол ей казался целым полем, по которому она бегала, как другие дети бегают по настоящему полю.

Мать протянет руку, и царевна Горошинка едва вскарабкается на нее.

Она любила везде прятаться, и мать, бывало, едва ее найдет, а сама боится пошевелиться, чтобы, грешным делом, не раздавить родного детища.

Приходил и славный царь Горох полюбоваться на свою царевну Горошинку, и она пряталась у него в бороде, как в лесу.

– Ах, какая она смешная! – удивлялся царь Горох, качая головой.

Маленькая царевна Горошинка тоже удивлялась.

Какое всё большое кругом – и отец с матерью, и комнаты, и мебель! Раз она забралась на окно и чуть не умерла от страха, когда увидела бежавшую по улице собаку.

Царевна жалобно запищала и спряталась в наперсток, так что царь Горох едва ее нашел.

Всего хуже было то, что, как царевна Горошинка стала подрастать, – ей хотелось всё видеть и всё знать.

И то покажи ей, и другое, и третье.

Пока была маленькой, так любила играть с мухами и тараканами.

Игрушки ей делал сам царь Горох – нечего делать, хоть и царь, а мастери для дочери игрушки.

Он так выучился этому делу, что никто другой в государстве не сумел бы сделать такую тележку для царевны Горошинки или другие игрушки.

Всего удивительнее было то, что мухи и тараканы тоже любили маленькую царевну, и она даже каталась на них, как большие люди катаются на лошадях.

Были, конечно, и свои неприятности.

Раз царевна Горошинка упросила мать взять ее с собой в сад.

– Только одним глазком взглянуть, матушка, какие сады бывают, – упрашивала царевна Горошинка.

– Я ничего не сломаю и не испорчу.

– Ах, что я с ней буду делать? – взмолилась царица Луковна.

Однако пошли в сад.

Царь Горох стоял настороже, чтобы кто-нибудь не увидал царевны Горошинки, а царица вышла на дорожку и выпустила из коробочки свою дочку.

Ужасно обрадовалась царевна Горошинка и долго резвилась на песочке и даже спряталась в колокольчике.

Но эта игра чуть не кончилась бедой.

Царевна Горошинка забралась в траву, а там сидела толстая, старая лягушка – увидела она маленькую царевну, раскрыла пасть и чуть не проглотила ее, как муху.

Хорошо, что вовремя прибежал сам славный царь Горох и раздавил лягушку ногой.

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852 – 1912), русский писатель.

III Так жил да поживал славный царь Горох.

Все думали, что он останется веселым всегда, а вышло не так.

Когда родилась царевна Горошинка, он уже был не молод, а потом начал быстро стариться.

На глазах у всех старился славный царь Горох.

Лицо осунулось, пожелтело, глаза ввалились, руки начали трястись, а старого веселья как не бывало.

Сильно изменился царь Горох, а с ним вместе приуныло и всё гороховое царство.

Да и было отчего приуныть: состарившийся царь Горох сделался подозрительным, всюду видел измену и никому не верил, даже самым любимым боярам и воеводам.

– Никому не верю! – говорил царь Горох им в глаза.– Все вы готовы изменить мне при первом удобном случае, а за спиной, наверно, смеетесь надо мной.

Всё знаю! Лучше и не оправдывайтесь.

– Помилуй, славный царь Горох! – взмолились бояре и воеводы.

– Да как мы посмеем что-нибудь дурное даже подумать.

Все тебя любят, славный царь Горох, и все готовы жизнь свою отдать за тебя.

– Знаю, знаю.

Правые люди не будут оправдываться.

Вы только то и делаете, что ждете моей смерти.

Все начали бояться славного царя Гороха.

Такой был веселый царь, а тут вдруг точно с печи упал – и узнать нельзя.

И скуп сделался царь Горох, как Кощей.

Сидит и высчитывает, сколько добра у него съели и выпили гости, да, кроме того, сколько еще разных подарков получили.

И обидно старику, что столько добра пущено на ветер, и жаль своей царской казны.

Начал царь Горох всех притеснять, каждую денежку высчитывать и даже по утрам сидел в кухне, смотрел, как варят ему щи, чтобы повара не растащили провианта.

– Воры вы все! – корит царь Горох своих поваров.

– Только отвернись, вы всю говядину из горшка повытаскаете, а мне одну жижу оставите.

– Смилуйся, царь-государь! – вопили повара и валялись у царя Гороха в ногах.

– Да как мы посмеем таскать твою говядину из горшков.

– Знаю, знаю.

У меня всё царство вор на воре – вором погоняет.

Дело дошло до того, что славный царь Горох велел при себе и хлеб резать, и сам считал куски, и даже коров доить стал, чтобы не выпили царского молока неверные слуги.

Всем пришлось плохо, даже царица Луковна – и та голодала.

Плачет, а попросить кусочка хлеба не смеет у царя.

Исхудала бедная и только одному радовалась, что ровно ничего не стоило прокормить любимую дочь Горошинку.

Царевна Горошинка была сыта крошечками.

«Испортили царя! – думали все.

– Какой-нибудь колдун испортил, не иначе дело.

Долго ли испортить всякого человека.

А какой был у нас славный да веселый царь!..» А славный царь Горох с каждым днем делался всё хуже и злее.

Начал он людей по тюрьмам сажать, а других прямо казнил.

Ходят по всему гороховому царству немилостивые царские пристава, ловят людей и казнят.

Чтобы услужить царю Гороху, они выбирали самых богатых, чтобы их именье пошло в царскую казну.

– Однако сколько у меня развелось изменников! – удивляется славный царь Горох.

– Это они у меня столько всякого добра наворовали.

А я-то по простоте ничего и не замечаю.

Еще бы немного, так я бы сам с голоду помер.

IV С каждым днем славный царь Горох делался всё хуже и хуже, а народ всё искал, кто его испортил.

Искали-искали и наконец нашли.

Оказалось, что царя испортила его родная дочь, прекрасная Кутафья.

Да, она самая.

Нашлись люди, которые уверяли, что своими глазами видели, будто она вылетала из дворца, обернувшись сорокой, а то еще хуже – бегала по городу мышью и подслушивала, кто и что болтает про царя.

От нее, дескать, и всё зло по гороховому царству пошло.

Доказательства были все налицо: славный царь Горох любил только одну прекрасную царевну Кутафью.

Он даже прогнал всех своих поваров, а главного повесил перед кухней, и теперь царское кушанье готовила одна прекрасная царевна Кутафья.

Ей только одной верил теперь царь Горох, и никому больше.

– Что нам делать теперь? – жаловались все друг другу.

– Домашний враг сильнее всех.

Погубит прекрасная царевна Кутафья всё царство.

Некуда нам деваться от колдуньи.

Впрочем, оставалась еще одна последняя надежда.

О красоте царевны Кутафьи прошла слава по всем землям, и к царю Гороху наезжали женихи со всех сторон.

Лиха беда в том, что она всем отказывала.

Все не хороши женихи.

Но ведь надоест же когда-нибудь ей в девках сидеть, выйдет она замуж, и тогда все вздохнут свободно.

Думали, судили, рядили, передумывали, а прекрасная царевна Кутафья и думать ничего не хотела о женихе.

Последним наехал к царю Гороху молодой король Косарь, красавец и богатырь, каких поискать, но и он получил отказ, то есть отказал ему сам царь Горох.

– Королевство у тебя маловато, король Косарь, – заявил ему славный царь Горох, поглаживая бородку.

– Еле-еле сам сыт, а чем жену будешь кормить? Обиделся король Косарь, сел на своего коня и сказал на прощанье царю Гороху: – Из маленького королевства может вырасти и большое, а из большого царства ничего не останется.

Отгадай, что это значит? Славный царь Горох только посмеялся над хвастовством короля Косаря: молод-де еще, на губах молоко не обсохло! Царевны, прекрасной Кутафьи, отец даже не спросил, нравится ей жених или не нравится.

Не девичье это дело женихов разбирать – отец с матерью лучше знают, кому отдать родное детище.

Прекрасная царевна Кутафья видела из своего терема, как уезжал домой король Косарь, и горько плакала.

Пришелся ей к самому сердцу красавец король, да, видно, ничего против воли родительской не поделаешь.

Всплакнула и царица Луковна, жалеючи дочь, а сама и пикнуть не смела перед царем.

Не успел славный царь Горох оглянуться, как король Косарь принялся разгадывать свою загадку.

Первым делом он пошел войной на царя Пантелея, начал брать города и избил несчетное число народа.

Испугался царь Пантелей и стал просить помощи у царя Гороха.

Раньше они ссорились, а иной раз и воевали, но в беде некогда разбирать старых счетов.

Однако славный царь Горох опять погордился и отказал.

– Управляйся, как знаешь, – сказал он через послов царю Пантелею.

– Всякому своя рубашка ближе к телу.

Не прошло и полугода, как прибежал и сам царь Пантелей.

У него ничего не осталось, кроме бороды, а его царством завладел король Косарь.

– Напрасно ты мне не помог, – укорял он царя Гороха.

– Вместе-то мы его победили бы, а теперь он меня разбил и тебя разобьет.

– Это мы еще увидим, а твой Косарь – молокосос.

V Завоевав царство Пантелея, король Косарь послал к славному царю Гороху своих послов, которые и сказали: – Отдай нашему храброму королю Косарю свою дочь, прекрасную царевну Кутафью, а то тебе будет то же, что царю Пантелею.

Рассердился царь Горох и велел казнить Косаревых послов, а самому королю Косарю послал собаку с обрубленным хвостом.

Вот, дескать, тебе самая подходящая невеста.

Рассердился и король Косарь и пошел войной на гороховое царство, идет – и народ, словно косой, косит.

Сколько сел разорил, сколько городов выжег, сколько народу погубил, а воевод, которых выслал против него царь Горох, в полон взял.

Долго ли, коротко ли сказка сказывается, а только король Косарь подступил уже к самой столице, обложил ее кругом, так что никому ни проходу, ни проезду нет, и опять шлет послов к славному царю Гороху.

– Отдай замуж свою дочь, прекрасную царевну Кутафью, нашему королю Косарю, – говорят послы.

– Ты первых послов казнил и нас можешь казнить.

Мы люди подневольные.

– Лучше я сам умру, а дочери не отдам вашему королю! – ответил царь Горох.

– Пусть сам берет, если сумеет только взять.

Я ведь не царь Пантелей.

Хотел славный царь Горох и этих послов казнить, да за них вовремя заступилась сама прекрасная царевна Кутафья.

Бросилась она в ноги грозному отцу и начала горько плакать: – Лучше меня вели казнить, отец, а эти люди не виноваты.

Сними с меня голову, только не губи других.

Из-за меня, несчастной, напрасно льется кровь и гибнут люди.

– Вот как? Отлично.

– ответил славный царь Горох.

– Ты отца родного променяла на каких-то послов? Спасибо, доченька.

Может быть, тебе хочется замуж за короля Косаря? Ну, этого ты не дождешься! Всё царство загублю, а тебе не бывать за Косарём...

Страшно рассердился царь Горох на любимую дочь и велел посадить ее в высокую-высокую башню, где томились и другие заключенные, а в подвал были посажены Косаревы послы.

Народ узнал об этом и толпами приходил к башне, чтобы ругать опальную царевну.

– Отдай нам наши города, взятые королем Косарём! – кричали ей снизу потерявшие от горя голову люди.

– Отдай всех, которых убил король Косарь! Из-за тебя мы и сами перемрем все голодной смертью.

Ты испортила и своего отца, который раньше не был таким.

Страшно делалось прекрасной царевне Кутафье, когда она слышала такие слова.

Ведь ее разорвали бы на мелкие части, если бы она вышла из башни.

А чем она виновата? Кому она сделала какое зло? Вот и родной отец ее возненавидел ни за что.

Горько и обидно делается царевне, и горько-горько она плачет, день и ночь плачет.

– И для чего я только уродилась красавицей? – причитывала она, ломая руки.

– Лучше бы мне родиться каким-нибудь уродом, хромой и горбатой.

А теперь все против меня.

Ох, лучше бы меня казнил отец! А в столице уже начинался голод.

Голодные люди приходили к башне и кричали: – Прекрасная царевна Кутафья, дай нам хлеба! Мы умираем с голоду.

Если нас не жалеешь, то пожалей наших детей.

VI Жалела прекрасную царевну Кутафью одна мать.

Знала она, что дочка ни в чем не виновна.

Все глаза выплакала старая царица Луковна, а мужу ничего не смела сказать.

И плакала она потихоньку ото всех, чтобы кто-нибудь не донес царю.

Материнское горе видела одна царевна Горошинка и плакала вместе с ней, хотя и не знала, о чем плачет.

Очень ей жаль было матери – такая большая женщина и так плачет.

– Мама, скажи, о чем ты плачешь? – спрашивала она.

– Ты только скажи, а я попрошу отца.

Он всё устроит.

– Ах, ты ничего не понимаешь, Горошинка! Царица Луковна и не подозревала, что Горошинка знала гораздо больше, чем она думала.

Ведь это был не обыкновенный ребенок.

Горошинке улыбались цветы, она понимала, о чем говорят мухи, а когда выросла большой, то есть ей исполнилось семнадцать лет, с Горошинкой произошло нечто совершенно необыкновенное, о чем она никому не рассказывала.

Стоило ей захотеть – и Горошинка превращалась в муху, в мышку, в маленькую птичку.

Это было очень интересно.

Горошинка пользовалась тем временем, когда мать спала, и вылетала в окно мухой.

Она облетела всю столицу и всё рассмотрела.

Когда отец заключил прекрасную Кутафью в башню, она пролетела и к ней.

Царевна Кутафья сидела у окна и горько-горько плакала.

Муха-Горошинка полетала около нее, пожужжала и наконец проговорила: – Не убивайся, сестрица.

Утро вечера мудренее.

Царевна Кутафья страшно перепугалась.

К ней никого не допускали, а тут вдруг человеческий голос.

– Это я, твоя сестренка Горошинка.

– У меня нет никакой сестрицы.

– А я-то на что? Горошинка рассказала о себе всё, и сестры поцеловались.

Теперь обе плакали от радости и не могли наговориться.

Прекрасная царевна Кутафья смущалась только одним: именно, что маленькая сестренка Горошинка умеет превращаться в муху.

Значит, она колдунья, а все колдуньи злые.

– Нет, я не колдунья, – объясняла обиженная Горошинка.

– А только заколдована кем-то, и на мне положен какой-то зарок, а какой зарок – никто не знает.

Что-то я должна сделать, чтобы превратиться в обыкновенную девушку, а что – не знаю.

Прекрасная царевна Кутафья рассказала о всех своих злоключениях: как она жалела отца, который сделался злым, а потом, сколько горя из-за нее терпит теперь всё гороховое царство.

А чем она виновата, что король Косарь непременно хочет жениться на ней? Он даже и не видал ее ни разу.

– А тебе он нравится, сестрица? – лукаво спросила Горошинка.

Прекрасная царевна Кутафья только опустила глаза и покраснела.

– Раньше нравился.

– объяснила она со смущением.

– А теперь я его не люблю.

Он – злой.

– Хорошо.

Понимаю.

Ну, утро вечера мудренее.

VII Всё гороховое царство было встревожено.

Во-первых, царевич Орлик попался в плен злому королю Косарю, а во-вторых, исчезла из башни прекрасная царевна Кутафья.

Отворили утром тюремщики дверь в комнату царевны Кутафьи, а ее и след простыл.

Еще больше удивились они, когда увидели, что у окошка сидит другая девица, сидит и не шелохнется.

– Ты как сюда попала? – удивились тюремщики.

– А так.

Вот пришла и сижу.

И девица какая-то особенная – горбатая да рябая, а на самой надето платьишко худенькое, всё в заплатах.

Пришли тюремщики в ужас: – Что ты наделала-то, умница? Ведь расказнит нас славный царь Горох, что не уберегли мы прекрасной царевны Кутафьи.

Побежали во дворец и объявили всё. Прибежал в башню сам славный царь Горох – так бежал, что и шапку дорогой потерял.

– Всех казню! – кричал он. – Царь-государь, смилуйся! – вопили тюремщики, валяясь у него в ногах.

– Что хочешь делай, а мы не виноваты.

Видно, посмеялась над нами, бедными, прекрасная царевна Кутафья.

Посмотрел славный царь Горох на рябую девицу, которая как ни в чем не бывало сидела у окошка, и подивился не меньше тюремщиков.

– Да ты откуда взялась-то, красота писаная? – строго спросил он. – А так.

Где была, там ничего не осталось.

Удивляется славный царь Горох, что так смело отвечает ему рябая девица и нисколько его не боится.

– А ну-ка, повернись.

– сказал он удивляясь.

Как поднялась девица, все увидели, что она хромая, а платьишко на ней едва держится – заплата на заплате.

«Этакую ворону и казнить даже не стоит», – подумал славный царь Горох.

Собрались тюремщики, тоже смотрят и тоже дивуются.

– Как тебя звать-то, красавица? – спросил царь Горох.

– А как нравится, так и зови.

Прежде звали Босоножкой.

– А ты меня не боишься? – Чего мне тебя бояться, когда ты добрый.

Так и все говорят: какой у нас добрый царь Горох! Много всяких чудес насмотрелся царь Горох, а такого чуда не видывал.

Прямо в глаза смеется над ним мудреная девица.

Задумался славный царь Горох и даже не пошел домой обедать, а сам остался караулить в башне.

Тюремщиков заковали в цепи и отвели в другую тюрьму.

Не умели ухранить царской дочери, так пусть сами сидят.

– Скажите царице Луковне, чтобы послала мне сюда щей и каши, – приказал царь Горох.

– А я сам буду сторожить.

Дело не чисто.

А царица Луковна убивалась у себя во дворце.

Плачет, как река льется.

Сына в полон взял злой король Косарь, прекрасная дочь Кутафья исчезла, а тут еще пропала царевна Горошинка.

Искала-искала ее царица по всем комнатам – нет нигде Горошинки.

«Видно, ее мышь загрызла или воробей заклевал», – думала царица Луковна и еще больше плакала.

VIII В столице славного царя Гороха и стон, и плач, и горе, а злой король Косарь веселится в своем стане.

Чем хуже славному царю Гороху, тем веселее злому королю Косарю.

Каждое утро злой король Косарь пишет письмо, привязывает его к стреле и пускает в город.

Его последнее письмо было такое: «Эй ты, славный царь Горох, немного у тебя закуски осталось, – приходи ко мне, я тебя накормлю.

Царю Пантелею я хоть бороду оставил, а у тебя и этого нет – у тебя не борода, а мочалка». Сидит славный царь Горох в башне, читает королевские письма и даже плачет от злости.

Весь народ, сбежавшийся к столице, страшно голодал.

Люди умирали от голода прямо на улице.

Теперь уже никто не боялся славного царя Гороха – всё равно умирать.

Голодные люди приходили прямо к башне, в которой заперся царь Горох, и ругали его: – Вот, старый колдун караулит ведьму-дочь.

Сжечь их надо, а пепел пустить по ветру.

Эй, Горох, выходи лучше добром! Слушает все эти слова царь Горох и плачет.

Зачем он злился и притеснял всех? Пока был добрый – всё было хорошо.

Гораздо выгоднее быть добрым.

Догадался царь Горох, как следовало жить, да поздно.

А тут еще рябая девица сидит у окошечка и поет: Жил да поживал славный царь Горох, Победить его никто не мог.

А вся сила в том была, Что желал он всем добра.

– Правда, правда.

– шептал царь Горох, обливаясь слезами.

Потом мудреная девица сказала ему: – Вот что, славный царь Горох.

Не ты меня держишь в башне, а я тебя держу.

Понял? Ну, так довольно.

Нечего тебе здесь больше делать.

Ступай-ка домой – царица Луковна очень соскучилась о тебе.

Как придешь домой – собирайся в дорогу.

Понял? А я приду за вами.

– Как же я пойду – меня убьют дорогой.

– Никто не убьет.

Вот я тебе дам пропуск.

Оторвала девица одну заплатку со своего платья и подала царю.

И действительно, дошел царь Горох до самого дворца, и никто его не узнал, даже свои дворцовые слуги.

Они даже не хотели его пускать во дворец.

Славный царь Горох хотел было рассердиться и тут же всех казнить, да вовремя припомнил, что добрым быть куда выгоднее.

Сдержался царь Горох и сказал слугам: – Мне бы только увидать царицу Луковну.

Всего одно словечко сказать.

Слуги смилостивились и допустили старика к царице.

Когда он шел в царские покои, они сказали ему одно: – Царица у нас добрая, смотри не вздумай просить у нее хлеба.

Она и сама через день теперь ест.

А всё из-за проклятого царя Гороха.

Царица Луковна узнала мужа сразу и хотела броситься к нему на шею, но он сделал ей знак и шепнул: – Бежим скорее.

После всё расскажу.

Сборы были короткие – что можно унести в руках.

Царица Луковна взяла только одну пустую коробочку, в которой жила Горошинка.

Скоро пришла и Босоножка и повела царя с царицей.

На улице догнал их царь Пантелей и со слезами заговорил: – Что же это вы меня одного оставляете? – Ну идем с нами.

– сказала Босоножка.

– Веселее вместе идти.

IX Король Косарь стоял под столицей царя Гороха уже второй год и не хотел брать города приступом, чтобы не губить напрасно своих королевских войск.

Всё равно сами сдадутся, когда «досыта наголодаются». От нечего делать веселится злой король Косарь в своей королевской палатке.

Веселится и днем, веселится и ночью.

Горят огни, играет музыка, поют песни.

Всем весело, только горюют одни пленники, которых охраняет крепкая королевская стража.

А среди всех этих пленников больше всех горюет царевич Орлик, красавец Орлик, о котором тосковали все девушки, видавшие его хотя бы издали.

Это был орленок, выпавший из родного гнезда.

Но приставленная к царевичу стража стала замечать, что каждое утро прилетает откуда-то белобокая сорока и что-то долго стрекочет по-своему, по-сорочьему, а сама так и вьется над землянкой, в которой сидел пленный царевич.

Пробовали стрелять в нее, но никто попасть не мог.

– Это какая-то проклятая птица! – решили все.

Как ни веселился король Косарь, а надоело ему ждать покорности.

Послал он в осажденный город стрелу с письмом, а в письме написал царю Гороху, что если города ему не сдадут, то завтра царевич Орлик будет казнен.

Ждал король Косарь ответа до самого вечера, да так и не получил его.

И в столице не знал еще никто, что славный царь Горох бежал.

– Завтра казнить царевича Орлика! – приказал король Косарь.

– Надоело мне ждать.

Всех буду казнить, кто только попадется мне в руки.

Пусть помнят, какой был король Косарь! К утру всё было готово для казни.

Собралось всё королевское войско смотреть, как будут казнить царевича Орлика.

Вот уже загудели уныло трубы, и сторожа вывели царевича.

Молодой красавец не трусил, а только с тоской смотрел на родную столицу, стены которой были усыпаны народом.

Там уже было известно о казни царевича.

Король Косарь вышел из палатки и махнул платком – это значило, что прощения не будет.

Но как раз в это время налетела сорока, взвилась над землянкой пленного царевича и страшно затрещала.

Она вилась над самой головой короля Косаря.

– Что это за птица? – рассердился король Косарь.

Придворные бросились отгонять птицу, а она так и лезет – кого в голову клюнет, кого в руку, а кому прямо в глаз норовит попасть.

И придворные рассердились.

А сорока села на золотую маковку королевской палатки и точно всех дразнит.

Начали в нее стрелять, и никто попасть не может.

– Убейте ее! – кричит король Косарь.

– Да нет, куда вам.

Давайте мне мой лук и .стрелы.

Я покажу вам, как нужно стрелять.

Натянул король Косарь могучей рукой тугой лук, запела оперенная лебединым пером стрела, и свалилась с маковки сорока.

Тут у всех на глазах свершилось великое чудо.

Когда подбежали поднять убитую сороку, на земле лежала с закрытыми глазами девушка неописанной красоты.

Все сразу узнали в ней прекрасную царевну Кутафью.

Стрела попала ей прямо в левую руку, в самый мизинец.

Подбежал сам король Косарь, припал на колени и в ужасе проговорил: – Девица-краса, что ты со мной сделала? Раскрылись чудные девичьи глаза, и прекрасная царевна Кутафья ответила: – Не вели казнить брата Орлика.

Король Косарь махнув платком, и стража, окружающая царевича, расступилась.

Х Ведет Босоножка двух царей да царицу Луковну, а они идут да ссорятся.

Всё задирает царь Пантелей.

– Ах, какое у меня отличное царство было!.. – хвастается он. – Такого другого царства и нет.

– Вот и врешь, царь Пантелей! – спорит Горох.

– Мое было не в пример лучше.

– Нет, мое!.. – Нет, мое!.. Как ни старается царь Горох сделаться добрым, а никак не может.

Как тут будешь добрым, когда царь Пантелей говорит, что его царство было лучше? Опять идут.

– А сколько у меня всякого добра было! – говорит царь Пантелей.

– Одной казны не пересчитаешь.

Ни у кого столько не было.

– Опять врешь! – говорит царь Горох.

– У меня и добра и казны было больше.

Идут цари и ссорятся.

Царица несколько раз дергала царя Гороха за рукав и шептала: – Перестань, старик.

Ведь ты же хотел быть добрым? – А ежели царь Пантелей мешает мне быть добрым? – сердится славный царь Горох.

Всякий думает о своем, а царица Луковна – всё о детях.

Где-то красавец царевич Орлик? Где-то прекрасная царевна Кутафья? Где-то царевна Горошинка? Младшей дочки было ей больше всего жаль.

Поди, и косточек не осталось от Горошинки.

Идет царица и потихоньку вытирает материнские слезы рукавом.

А цари отдохнут и опять спорят.

Спорили-спорили, чуть не подрались.

Едва царица Луковна их разняла.

– Перестаньте вы грешить, – уговаривала она их. – Оба лучше.

Ничего не осталось, так и хвалиться нечем.

– У меня-то осталось! – озлился славный царь Горох.– Да, осталось.

Я и сейчас богаче царя Пантелея.

Рассердился царь Горох, сдернул перчатку с правой руки, показал царю Пантелею свои шесть пальцев и говорит: – Что, видел? У тебя пять пальцев всего, а у меня целых шесть – вот и вышло, что я тебя богаче.

– Эх, ты, нашел чем хвалиться! – засмеялся царь Пантелей.

– Уж если на то пошло, так у меня одна борода чего стоит.

Долго спорили цари, опять чуть не подрались, но царь Пантелей изнемог, присел на кочку и заплакал.

Царю Гороху сделалось вдруг совестно.

Зачем он хвастался своими шестью пальцами к довел человека до слез? – Послушай, царь Пантелей.

– заговорил он. – Послушай.

брось!.. – Никак не могу бросить, царь Горох.

– Да ты о чем? – А я есть хочу.

Лучше уж было остаться в столице или идти к злому королю Косарю.

Всё равно помирать голодною смертью.

Подошла Босоножка и подала царю Пантелею кусок хлеба.

Съел его царь Пантелей да как закричит: – А что же ты, такая-сякая, щей мне не даешь?! По-твоему, цари всухомятку должны есть? Да я тебя сейчас изничтожу.

– Перестань, нехорошо.

– уговаривал царь Горох.

– Хорошо, когда и кусок хлебца найдется.

XI Долго ли, коротко ли вздорили цари между собой, потом мирились, потом опять вздорили, а Босоножка идет себе впереди, переваливается на кривых ногах да черемуховой палкой подпирается.

Царица Луковна молчала – боялась, чтобы не было погони, чтобы не убили царя Гороха, а когда ушли подальше и опасность миновала, она стала думать другое.

И откуда взялась эта самая Босоножка? И платьишко на ней рваное, и сама она какая-то корявая да еще к тому же хромая.

Не нашел царь Горох девицы хуже.

Такой-то уродины и близко бы к царскому дворцу не пустили.

Начала царица Луковна посерживаться и спрашивает.

– Эй ты, Босоножка, куда это ты нас ведешь? Цари тоже перестали спорить и тоже накинулись на Босоножку: – Эй ты, кривая нога, куда нас ведешь? Босоножка остановилась, посмотрела на них и только улыбнулась.

А цари так к ней и подступают: сказывай, куда завела ? – А в гости веду.

– ответила Босоножка и еще прибавила: – Как раз к самой свадьбе поспеем.

Тут уж на нее накинулась сама царица Луковна и начала ее бранить.

И такая и сякая – до свадьбы ли теперь, когда у всякого своего горя не расхлебаешь.

В глаза смеется Босоножка над всеми.

– Ты у меня смотри! – грозилась царица Луковна.– Я шутить не люблю.

Ничего не сказала Босоножка, а только показала рукой вперед.

Теперь все увидели, что стоит впереди громадный город, с каменными стенами, башнями и чудными хоромами, перед городом раскинут стан и несметное войско.

Немного струсили цари и даже попятились назад, а потом царь Пантелей сказал: – Э, всё равно, царь Горох! Пойдем.

Чему быть – того не миновать, а может, там и покормят.

Очень уж я о щах стосковался.

Царь Горох тоже не прочь был закусить, да и царица Луковна проголодалась.

Нечего делать, пошли.

Никто и не думает даже, какой это город и чей стан раскинут.

Царь Горох идет и корит себя, зачем он хвастался перед царем Пантелеем своими шестью пальцами, – болтлив царь Пантелей и всем расскажет.

А царица Луковна начала прихорашиваться и сказала Босоножке: – Иди-ка ты, чумичка, позади нас, а то еще осрамишь перед добрыми людьми.

Идут дальше.

А их уже заметили на стану.

Валит навстречу народ, впереди скачут вершники.

Приосанились оба царя, а царь Пантелей сказал: – Ну, теперь дело не одними щами пахнет, а и кашей и киселем.

Очень уж я люблю кисель!.. Смотрит царица Луковна и своим глазам не верит.

Едет впереди на лихом коне сам красавец царевич Орлик и машет своей шапкой.

А за ним едет, тоже на коне, прекрасная царевна Кутафья, а рядом с ней едет злой король Косарь.

– Ну, теперь, кажется, вышла каша-то с маслом.

– забормотал испугавшийся царь Пантелей и хотел убежать, но его удержала Босоножка.

Подъехали все, и узнал славный царь Горох родных детей.

– Да ведь это моя столица! – ахнул он, оглядываясь на город.

Спешились царевич Орлик и царевна Кутафья и бросились в ноги отцу и матери.

Подошел и король Косарь.

– Ну, что же ты пнем стоишь? – сказал ему славный царь Горох.

– От поклону голова не отвалится.

Поклонился злой король Косарь и сказал: – Бью тебе челом, славный царь Горох!.. Отдай за меня прекрасную царевну Кутафью.

– Ну, это еще посмотрим! – гордо ответил царь Горох.

С великим торжеством повели гостей в королевскую палатку.

Все их встречали с почетом.

Даже царь Пантелей приосанился.

Только когда подходили к палатке, царица Луковна хватилась Босоножки, а ее и след простыл.

Искали-искали, ничего не нашли.

– Это была Горошинка, мама, – шепнула царице Луковне прекрасная царевна Кутафья.

– Это она всё устроила.

Через три дня была свадьба – прекрасная царевна Кутафья выходила за короля Косаря.

Осада с города была снята.

Все ели, пили и веселились.

Славный царь Горох до того развеселился, что сказал царю Пантелею: – Давай поцелуемся, царь Пантелей.

И из-за чего мы ссорились? Ведь, ежели разобрать, и король Косарь совсем не злой.

XII Когда царь Горох с царицей Луковной вернулся к себе домой со свадьбы, Босоножка сидела в царицыной комнате и пришивала на свои лохмотья новую заплатку.

Царица Луковна так и ахнула.

– Да откуда ты взялась-то, уродина? – рассердилась старуха.

– Вы на свадьбе у сестрицы Кутафьи веселились, а я здесь свои заплатки чинила.

– Сестрицы?! Да как ты смеешь такие слова выговаривать, негодная!.. Да я велю сейчас тебя в три метлы отсюда выгнать – тогда и узнаешь сестрицу Кутафью.

– Мама, да ведь я твоя дочь – Горошинка! У царицы Луковны даже руки опустились.

Старуха села к столу и горько заплакала.

Она только теперь припомнила, что сама Кутафья ей говорила о Горошинке.

Весело было на свадьбе, и про Горошинку с радости все и забыли.

– Ох, забыла я про тебя, доченька! – плакалась царица Луковна.—Совсем из памяти вон.

А еще Кутафья про тебя мне шепнула.

Вот грех какой вышел!.. Но, посмотрев на Босоножку, царица Луковна вдруг опять рассердилась и проговорила: – Нет, матушка, не похожа ты на мою Горошинку.

Ни-ни! Просто взяла да притворилась и назвалась Горошинкой.

И Кутафью обманула.

Не такая у меня Горошинка была.

– Право, мама, я Горошинка, – уверяла Босоножка со слезами.

– Нет, нет, нет.

И не говори лучше.

Еще царь Горох узнает и сейчас меня казнить велит.

– Отец у меня добрый!.. – Отец?! Да как ты смеешь такие слова говорить?. Да я тебя в чулан посажу, чумазую! Горошинка заплакала.

Она же о всех хлопотала, а ее и на свадьбу забыли позвать, да еще родная мать хочет в чулан посадить.

Царица Луковна еще сильнее рассердилась и даже ногами затопала.

– Вот еще горюшко навязалось! – кричала она.

– Ну, куда я с тобой денусь? Придет ужо царь Горох, увидит тебя – что я ему скажу? Уходи сейчас же с глаз моих.

– Некуда мне идти, мама.

– Какая я тебе мама!.. Ах ты, чучело гороховое, будет притворяться-то!.. Тоже придумает: дочь! Царица Луковна и сердилась, и плакала, и решительно не знала, что ей делать.

А тут еще, сохрани бог, царь Горох как-нибудь узнает.

Вот беда прикачнулась! Думала-думала старушка и решила послать за дочерью Кутафьей: «Она помоложе, может, что и придумает, а я уже старуха, и взять с меня нечего...» Недели через три приехала и Кутафья, да еще вместе со своим мужем, королем Косарем.

Всё царство обрадовалось, а во дворце поднялся такой пир, что царица Луковна совсем позабыла о Босоножке, то есть не совсем забыла, а всё откладывала разговор с Кутафьей.

«Пусть молодые-то повеселятся да порадуются, – думала царица Луковна.

– Покажи им этакую чучелу, так все гости, пожалуй, разбегутся...» И гости веселились напропалую, а всех больше царь Пантелей – пляшет старик, только борода трясется.

Король Косарь отдал ему всё царство назад, и царь Пантелей радовался, точно вчера родился.

Он всех обнимал и лез целоваться так, что царь Горох даже немного рассердился: – Что ты лижешь, Пантелей, точно теленок! – Голубчик, царь Горохушко, не сердись!.. – повторял царь Пантелей„ обнимая старого друга.

– Ах, какой ты... Теперь я опять никого не боюсь и хоть сейчас опять готов воевать.

– Ну, это дело ты брось.

Прежде я тоже любил повоевать, а теперь ни-ни!.. И так проживем.

Чтобы как-нибудь гости не увидали Босоножки, царица Луковна заперла ее в своей комнате на ключ, и бедная девушка могла любоваться только в окно, как веселились другие.

Гостей наехало со всех сторон видимо-невидимо, и было что посмотреть.

Когда надоедало веселиться в горницах, все гости выходили в сад, где играла веселая музыка, а по вечерам горели разноцветные огни.

Царь Горох похаживал среди гостей, разглаживал свою бороду и весело приговаривал: – Не скучно ли кому? Не обидел ли я кого? Хватает ли всем вина и еды? Кто умеет веселиться, тот добрый человек.

Босоножка видела из окна, как царь Пантелей с радости подбирал полы своего кафтана и пускался вприсядку.

Он так размахивал длинными руками, что походил на мельницу или на летучую мышь.

Не утерпела и царица Луковна – тряхнула стариной.

Подбоченясь, взмахнула шелковым платочком и поплыла павой, отбивая серебряными каблучками.

– Эх-эх-эх!..—приговаривала она, помахивая платочком.

– Ай да старуха! – хвалил царь Горох.

– Когда я был молодой, так вот как умел плясать, а теперь брюхо не позволяет.

Босоножка смотрела на чужое веселье и плакала: очень уж ей было обидно чужое веселье.

XIII Сидя у своего окошечка, Босоножка много раз видела сестру, красавицу Кутафью, которая еще более похорошела, как вышла замуж.

Раз Кутафья гуляла одна, и Босоножка ей крикнула:

– Сестрица Кутафья, подойдите сюда!

В первый раз Кутафья сделала вид, что не слыхала, во второй раз – она взглянула на Босоножку и притворилась, что не узнала ее.

– Милая сестрица, да ведь это я, Горошинка!

Красавица Кутафья пошла и пожаловалась матери.

Царица Луковна страшно рассердилась, прибежала, выбранила Босоножку и закрыла окно ставнями.

– Ты у меня смотри! – ворчала она.

– Вот ужо, дай только гостям уехать.

Пристало ли тебе, чучеле, с красавицей Кутафьей разговаривать? Только меня напрасно срамишь.

Сидит Босоножка в темноте и опять плачет.

Свету только и осталось, что щелочка между ставнями.

Нечего делать, от скуки и в щелочку насмотришься.

По целым часам Босоножка сидела у окна и смотрела в свою щелочку, как другие веселятся.

Смотрела-смотрела и увидела красавца витязя, который приехал на пир случайно.

Хорош витязь – лицо белое, глаза соколиные, русые кудри из кольца в кольцо.

И молод, и хорош, и удал.

Все любуются, а другие витязи только завидуют.

Нечего сказать, хорош был король Косарь, а этот получше будет.

Даже гордая красавица Кутафья не один раз потихоньку взглянула на писаного красавца и вздохнула.

А у бедной Босоножки сердце так и бьется, точно пойманная птичка.

Очень уж ей понравился неизвестный витязь.

Вот бы за кого она и замуж пошла! Да вся беда в том, что Босоножка не знала, как витязя зовут, а то как-нибудь вырвалась бы из своей тюрьмы и ушла бы к нему.

Всё бы ему до капельки рассказала, а он, наверно, пожалел бы ее. Ведь она хорошая, хоть и уродина.

Сколько гости ни пировали, а пришлось разъезжаться по домам.

Царя Пантелея увезли совсем пьяного.

На прощанье с дочерью царица Луковна вспомнила про свою Босоножку и расплакалась: – Ах, что я с нею только делать буду, Кутафья!.. И царя Гороха боюсь, и добрых людей будет стыдно, когда узнают.

Красавица Кутафья нахмурила свои соболиные брови и говорит: – О чем ты плачешь, матушка? Пошли ее в кухню, на самую черную работу – вот и всё... Никто и не посмеет думать, что это твоя дочь.

– Да ведь жаль ее, глупую! – Всех уродов не пережалеешь.

Да я и не верю ей, что она твоя дочь.

Совсем не в нашу семью: меня добрые люди красавицей называют, и брат Орлик тоже красавец.

Откуда же такой-то уродине взяться? – Говорит, что моя.

– Мало ли что она скажет.

А ты ее пошли на кухню, да еще к самому злому повару.

Сказано – сделано.

Босоножка очутилась на кухне.

Все повара и поварихи покатывались со смеху, глядя на нее: – Где это наша царица Луковна отыскала такую красоту? Вот так красавица! Хуже-то во всем гороховом царстве не сыскать.

– И одежонка на ней тоже хороша! – удивлялась повариха, разглядывая Босоножку.

– Ворон пугать.

Ну и красавица! А Босоножка была даже рада, что освободилась из своего заточения, хотя ее и заставляли делать самую черную работу – она мыла грязную посуду, таскала помои, мыла полы.

Все так ею и помыкали, а особенно поварихи.

Только и знают, что покрикивают: – Эй ты, хромая нога, только даром царский хлеб ешь! А пользы от тебя никакой нет.

Особенно донимала ее старшая повариха, злющая старая баба, у которой во рту словно был не один язык, а целых десять.

Случалось не раз, что злая баба и прибьет Босоножку: то кулаком в бок сунет, то за косу дернет.

Босоножка всё переносила.

Что можно было требовать от чужих людей, когда от нее отказались родная мать и сестра! Спрячется куда-нибудь в уголок и потихоньку плачет – только и всего.

И пожаловаться некому.

Правда, царица Луковна заглядывала несколько раз на кухню и справлялась о ней, но все поварихи и повара кричали в один голос: – Ленивая-преленивая эта уродина, царица! Ничего делать не хочет, а только даром царский хлеб ест.

– А вы ее наказывайте, чтобы не ленилась, – говорила царица.

Стали Босоножку наказывать: то без обеда оставят, то запрут в темный чулан, то поколотят.

Больше всего возмущало всех то, что она переносила всё молча, а если и плакала, то потихоньку.

– Это какая-то отчаянная! – возмущались все.

– Ее ничем не проймешь.

Она еще что-нибудь сделает с нами.

Возьмет да дворец подожжет – чего с нее взять, с колченогой!.. Наконец вся дворня вышла из терпения, и все гурьбой пошли жаловаться царице Луковне: – Возьми ты от нас, царица Луковна, свою уродину.

Житья нам не стало с нею.

Вот как замаялись с нею все – и не рассказать! Подумала-подумала царица Луковна, покачала головой и говорит: – А что я с ней буду делать? Надоело мне слушать про нее.

– Сошли ты ее, царица-матушка, на задний двор.

Пусть гусей караулит.

Самое это подходящее ей дело.

– В самом деле, послать ее в гусятницы! – обрадовалась царица Луковна.

– Так и сделаем.

По крайней мере, с глаз долой.

XIV Совсем обрадовалась Босоножка, как сделали ее гусятницей.

Правда, кормили ее плохо – на задний двор посылали с царского стола одни объедки, но зато с раннего утра она угоняла своих гусей в поле и там проводила целые дни.

Завернет корочку хлеба в платок – вот и весь обед.

А как хорошо летом в поле – и зеленая травка, и цветочки, и ручейки, и солнышко смотрит с неба так ласково-ласково.

Босоножка забывала про свое горе и веселилась, как умела.

С нею разговаривали и полевая травка, и цветочки, и бойкие ручейки, и маленькие птички.

Для них Босоножка совсем не была уродом, а таким же человеком, как и все другие.

– Ты у нас будешь царицей, – шептали ей цветы.

– Я и то царская дочь, – уверяла Босоножка.

Огорчало Босоножку только одно: каждое утро на задний двор приходил царский повар, выбирал самого жирного гуся и уносил.

Очень уж любил царь Горох поесть жирной гусятины.

Гуси ужасно роптали на царя Гороха и долго гоготали: – Го-го-го... ел бы царь Горох всякую другую говядину, а нас бы лучше не трогал.

И что мы ему понравились так, несчастные гуси! Босоножка ничем не могла утешить бедных гусей и даже не смела сказать, что царь Горох совсем добрый человек и никому не желает делать зла.

Гуси всё равно бы ей не поверили.

Хуже всего было, когда наезжали во дворец гости.

Царь Пантелей один съедал целого гуся.

Любил старик покушать, хоть и худ был, словно Кощей.

Другие гости тоже ели да царя Гороха похваливали.

Вот какой добрый да гостеприимный царь.

Не то, что король Косарь, у которого много не разгостишься.

Красавица Кутафья, как вышла замуж, сделалась такая скупая – всего ей было жаль.

Ну, гости похлопают глазами и уедут несолоно хлебавши к царю Гороху.

Как-то наехало гостей с разных сторон видимо-невидимо, и захотел царь Горох потешить их молодецкою соколиною охотой.

Разбили в чистом поле царскую палатку с золотым верхом, наставили столов, навезли и пива, и браги, и всякого вина, разложили по столам всякую еду.

Приехали и гости – женщины в колымагах, а мужчины верхом.

Гарцуют на лихих аргамаках, и каждый показывает свою молодецкую удаль.

Был среди гостей и тот молодой витязь, который так понравился Босоножке.

Звали его Красик-богатырь.

Все хорошо ездят, все хорошо показывают свою удаль, а Красик-богатырь – получше всех.

Другие витязи и богатыри только завидуют.

– Веселитесь, дорогие гости, – приговаривает царь Горох, – да меня, старика, лихом не поминайте.

Кабы не мое толстое брюхо, так я бы показал вам, как надо веселиться.

Устарел я немного, чтобы удаль свою показывать.

Вот, спросите царицу Луковну, какой я был молодец.

Бывало, никто лучше меня на коне не проедет.

А из лука как стрелял – раз как пустил стрелу в медведя и прямо в левый глаз попал, а она в правую заднюю ногу вышла.

Царица Луковна вовремя дернула за рукав расхваставшегося мужа, и царь Горох прибавил: – То бишь, это не медведь был, а заяц.

Тут царица Луковна дернула его опять за рукав, и царь Горох еще раз поправился: – То бишь, и не заяц, а утка, и попал я ей не в глаз, а прямо-прямо в хвост.

Так, Луковна? – Так, так, царь Горох, – говорит царица.

– Вот какой был удалый.

Расхвастались и другие витязи и богатыри, кто как умел.

А больше всех расхвастался царь Пантелей.

– Когда я был молодой – теперь мне борода мешает, – так я одною стрелой убил оленя, ястреба и щуку, – рассказывал старик, поглаживая бороду.

– Дело прошлое, теперь можно и похвастаться.

Пришлось царице Луковне дернуть за рукав и брата Пантелея, потому как очень уж он начал хвастаться.

Смутился царь Пантелей, заикаться стал: – Да я... я... Я прежде вот как легок был на ногу: побегу и зайца за хвост поймаю.

Вот хоть царя Гороха спросите.

– Врешь ты всё, Пантелей, – отвечает царь Горох.

– Очень уж любишь похвастать.

да... И прежде хвастал всегда и теперь хвастаешь.

Вот со мною действительно был один случай.

да... Я верхом на волке целую ночь ездил.

Ухватился за уши и сижу.

Это все знают.

Так, Луковна? Ведь ты помнишь? – Да будет вам, горе-богатыри! – уговаривала расходившихся стариков царица.

– Мало ли что было.

Не всё же рассказывать.

Пожалуй, и не поверят еще.

Может быть, и со мною какие случаи бывали, а я молчу.

Поезжайте-ка лучше на охоту.

Загремели медные трубы, и царская охота выступила со Стоянки.

Царь Горох и царь Пантелей не могли ехать верхом и тащились за охотниками в колымаге.

– Как я прежде верхом ездил! – со вздохом говорил царь Горох.

– И я тоже.

– говорил царь Пантелей.

– Лучше меня никто не умел проехать.

– И я тоже.

– Ну, уж это ты хвастаешь, Пантелей! – И не думал.

Спроси кого угодно.

– И все-таки хвастаешь.

Ну, сознайся, Пантелеюшка: прихвастнул малым делом? Царь Пантелей оглянулся и шепотом спросил: – А ты, Горохушко? Царь Горох оглянулся и тоже ответил шепотом: – Чуть-чуть прибавил, Пантелеюшка.

Так, на воробьиный нос.

– И велик же, должно быть, твой воробей! Царь Горох чуть-чуть не рассердился, но вовремя вспомнил, что нужно быть добрым, и расцеловал Пантелея.

– Какие мы с тобой богатыри, Пантелеюшка!.. Даже всем это удивительно! Куда им, молодым-то, до нас.

XV Босоножка пасла своих гусей и видела, как тешится царь Горох своею охотой.

Слышала она веселые звуки охотничьих рогов, лай собак и веселые окрики могучих богатырей, так красиво скакавших на своих дорогих аргамаках.

Видела Босоножка, как царские сокольничьи бросали своих соколов на разную болотную птицу, поднимавшуюся с озера или с реки, на которой она пасла своих гусей.

Взлетит сокол кверху и камнем падет на какую-нибудь несчастную утку, только перышки посыплются.

А тут отделился один витязь от царской охоты и несется прямо на нее.

Перепугалась Босоножка, что его сокол перебьет ее гусей, и загородила ему дорогу.

– Витязь, не тронь моих гусей! – смело крикнула она и даже замахнулась хворостиной.

Остановился витязь с удивлением, а Босоножка узнала в нем того самого, который понравился ей больше всех.

– Да ты кто такая будешь? – спросил он. – Я царская дочь.

Засмеялся витязь, оглядывая оборванную Босоножку с ног до головы.

Ни дать ни взять, настоящая царская дочь.

А главное, смела и даже хворостиной на него замахнулась.

– Вот что, царская дочь, дай-ка мне напиться воды, – сказал он. – Разжарился я очень, а слезать с коня неохота.

Пошла Босоножка к реке, зачерпнула воды в деревянный ковш и подала витязю.

Тот выпил, вытер усы и говорит: – Спасибо, красавица.

Много я на свете видывал, а такую царскую дочь вижу в первый раз.

Вернулся богатырь на царскую ставку и рассказывает всем о чуде, на которое наехал.

Смеются все витязи и могучие богатыри, а у царицы Луковны душа в пятки ушла.

Чего она боялась, то и случилось.

– Приведите ее сюда – и посмотрим, – говорит подгулявший царь Пантелей.

– Даже очень любопытно.

Потешимся досыта.

– И что вам за охота на уродину смотреть? – вступилась было царица Луковна.

– А зачем она себя царскою дочерью величает? Послали сейчас же послов за Босоножкой и привели перед царский шатер.

Царь Горох так и покатился со смеху, как увидал ее. И горбатая, и хромая, и вся в заплатках.

– Точно где-то я тебя, умница, видел? – спрашивает он, разглаживая бороду.

– Чья ты дочь? Босоножка смело посмотрела ему в глаза и отвечает: – Твоя, царь Горох.

Все так и ахнули, а царь Пантелей чуть не задохся от смеху.

Ах, какая смешная Босоножка и как осрамила царя Гороха! – Это я знаю, – нашелся царь Горох.

– Все мои подданные – мои дети.

– Нет, я твоя родная дочь Горошинка, – смело ответила Босоножка.

Тут уж не стерпела красавица Кутафья, выскочила и хотела вытолкать Босоножку в шею.

Царь Горох тоже хотел рассердиться, но вовремя вспомнил, что он добрый царь, и только расхохотался.

И все стали смеяться над Босоножкой, а Кутафья так и подступает к ней с кулаками.

Все замерли, ожидая, что будет, как вдруг выступил из толпы витязь Красик.

Молод и горд был Красик, и стало ему стыдно, что это он подвел бедную девушку, выставил ее на общую потеху, да и обидно притом, что здоровые люди смеются и потешаются над уродцем.

Выступил витязь Красик и проговорил: – Цари, короли, витязи и славные богатыри, дайте слово вымолвить.

Девушка не виновата, что она такою родилась, а ведь она такой же человек, как и мы. Это я ее привел на общее посмешище и женюсь на ней.

Подошел витязь Красик к Босоножке, обнял ее и крепко поцеловал.

Тут у всех на глазах случилось великое чудо: Босоножка превратилась в девушку неописанной красоты.

– Да, это моя дочь! – крикнул царь Горох.

– Она самая!.. Спало колдовство с Босоножки, потому что полюбил ее первый богатырь, полюбил такою, какою она была.

Я там был, мед-пиво пил, по усам текло – в рот не попало.

Сказка про славного царя Гороха и его прекрасных дочерей царевну Кутафью и царевну Горошинку.

Из цикла «Аленушкины сказки», которые вышли отдельным изданием в 1896 г. Любимая книга писателя.

Текст приведен по изданию: Сказки русских писателей – М.: Детская литература, 1980.