Сказ о русалочьем серебре ( Женя бороздина )

... Могучи и темны вековечные леса вокруг древнего города Мурома.

Живет в них зверье непуганое, хитрости человеческой никогда не знавшее.

Идет через муромские леса широкий царев тракт.

А от него ныряют в дремоту буреломов заросшие бурьяном стежки-дорожки.

Кто их протоптал? Куда ведут они? Никто не знает.

Но... Чу! Стук копыт по старой дороге.

Всадник.

Ветки хлещут по шапке собольего меха.

Поворот, другой.

Замерцал вдруг в чаще огонек.

Цок-цок - вынес измученный конь на поляну, к черному от старости домику.

Спрыгнул с коня добрый молодец.

Тишина кругом, собака не залает, не скрипнет колодезный ворот.

- Эй, хозяева! Принимай государева человека на постой! Заплутал я... Отворил ему дверь старичок в потертом егерском мундирчике, свечой дорогу осветил: - Кто будешь-то, сказывай.

- Императорский курьер, еду с Москвы в славный Cвияжск-город, что на Волге.

Треснул в печи уголек, хлопнула ставенка на ветру.

Вот и самовар на столе запыхтел.

Как не быть тут разговору? Поправил курьер на боку саблю справную.

- А что же ты тут, дедушка, охраняешь? Кругом на сто верст - ни души, глухомань.

- То верно, - вздыхает старик, - да оставлены мы здесь царевым указом для сбережения путников от колдовства здешних мест.

Каждому проходящему должен я поведать одну историю.

Вот и ты, вьюнош, слушай.

Стояла когда-то у этой дороги помещичья усадьба, а при ней, значит, пруд с лебедями да утками.

Старый помещик умер.

Дети его не захотели жить в такой глуши, уехали в столицы.

А усадьбу бросили.

Бежали дни, годы летели.

Обветшал дом.

Зарос ряской и тиной пруд.

И завелись в нем русалки - водяные нимфы.

Днем их не сыскать, не выкликать, а как ночь - они тут как тут.

Хороводы водят, песни поют.

Да сладко так поют, что твой ручеек звенит! Но единожды в году, в ночь, когда расцветает пахучий ландыш, собираются русалки на маленьком островке посреди пруда и строят там сказочный терем: из водяных брызг плетут они нить тонкую, а нить та - чисто серебро.

Ей-ей, не вру! И стоит этот чудо-терем серебряный ровно до рассвета.

Потом исчезает, тает, как дым, вместе с царевнами водяными.

Много нашлось среди людей охотников до русалочьего серебра.

Пробирались они тайком к пруду, дожидались ночи заветной - и к терему! Не ведали люди, что серебро то от прикосновения рук человеческих таяло тут же и опять водою болотною обращалось.

Заговоренное, видать, оно.

Охотник же с того дня сам не свой становился.

Людей сторонился, по лесам бродил, все искал чего-то. Вот и повелел государь-батюшка поставить здесь заставу сторожевую, чтобы прохожих всех назад поворачивать.

Вот и ты, государев человек, чай пей да спать ложись.

Поутру выведу я тебя на большой тракт, и поедешь себе дальше.

А прямой дороги тут нет, запомни! Поднялся молодец, в пояс старику поклонился: - Благодарствуй, дедушка, за приют и угощение.

Только не останусь я на ночь.

Депеша моя уж больно спешная.

Сказано - сделано.

Снова поскакал курьер тайною дорогою, все глуше и глуше.

Уж и звезд не видать.

Вдруг всхрапнул добрый конь, да потянул седока своего куда-то в сторону от пути.

А из полумрака лесного пахнуло вдруг влагой болотной, зазвучала песня нежная.

Странное оцепенение овладело вдруг юношей.

Как будто сон сказочный увидел.

Провел он рукой по лицу, как паутину липкую сдирая.

- Шалишь! - крикнул в черноту лесную.

- Наслышан я про баловство ваше колдовское! Но со мной это не пройдет.

Твердой рукою повернул курьер коня на прежний путь.

И вскоре стихло вдали эхо лошадиных копыт.

Только листва шелестела вслед путнику, ласково так, заманчиво...