Шелковая сказка ( Наталья Абрамцева )

У мотылька были матовые тонкие крылышки.

Он сидел на белом блестящем лепестке ромашки.

Желтая веселая серединка цветка подсвечива- ла матовые крылышки.

Вокруг было еще много ромашек и травы, густой, зеленой-зеленой.

Еще было небо.

Голубое, просторное, прогретое солнцем.

Крохотный мотылек с матовыми крылышками был почти незаметен среди этого веселого лета.

Вот такая картина висела на стене напротив окна.

Картина.

Только не нарисованная.

Ромашки, трава, небо и даже крошечный мотылек с матовыми крылышками — все-все было вышито по шелку тонкими цветными шелковыми нитками.

Давно — двести лет назад.

Ну, если не двести, то сто точно.

Эту картину вышивала бабушка бабушки той девочки, что жила сейчас в комнате с шелковой картиной.

Когда девочкина прапрабабушка вышивала веселую картину с ромашками, она сама была молодой и веселой.

Поэтому картина и получилась такой яркой, солнечной.

Закончила молодая прапрабабушка вышивать.

Остался у нее совсем маленький моточек белого шелка.

Белого, но не блестящего, а чуть матового.

Выбросить его? Зачем же? Раз, два, три стежка, и на одной ромашке появился матовый мотылек.

Его почти не видно.

Ведь кругом такие красивые ромашки, такая яркая густая перепутанная трава, такое небо голубое-голубое.

И среди всего этого — маленький мотылек.

А знаешь, сколько с тех пор хозяев было у картины? Сколько комнат она украшала? Сколько людей любовались ею? Каждый восхищался: — Ах, какая прелесть! Ромашки будто трепещут под ветерком.

— Ах, какое чудо! Трава — как настоящая.

Шелестит, кажется.

— Ах, какое небо! Просто чувствуешь его тепло.

Вот так говорили разные люди.

И каждый обязательно добавлял, что шелковая картина кажется почти живой.

Почему-то... Все любовались ромашками в густой траве и голубым небом, но никто ни разу не обратил внимания на маленького матового мотылька.

Что же удивительного? Крошечные крылышки были просто незаметны на фоне ярких летних красок.

Но мотылек не обижался и не расстраивался.

Он сидел на прекрасной ромашке и радовался, когда о шелковой картине го-ворили что-нибудь хорошее.

Так было все двести или сто лет.

А вчера или позавчера — не знаю точно — случилась вот такая история.

В открытое окно влетела бабочка.

Чудесная бабочка! Удивительно красивая: огромные золотисто-оранжевые крылышки, с шоколадной каемочкой и голубыми крапинками.

Когда шелковый мотылек увидел прекрасную бабочку, ему больше всего на свете захотелось заговорить с ней.

Это было совсем нетрудно.

Прекрасная бабочка была вовсе не воображалой, а очень даже общительной.

Она подлетела к шелковой картине, похлопала золотистыми крылышками и сказала: — Какие прекрасные у вас ромашки, милый мотылек! — Да, да! Они всем нравятся.

Я рад, что вам тоже.

— Но знаете ли...— бабочка заморгала крылышками,— знаете ли... Вы только не подумайте, что я хвалюсь! В моем саду тоже есть очень красивые цветы: красные, желтые, лиловые, оранжевые.

Не хотите ли посмотреть?.. — Я бы с удовольствием.

Но можно ли мне покинуть мою ромашку? Ведь все давно привыкли, что я здесь.

— Ну, подумаешь — несколько часов! Никто ничего не заметит.

И шелковый матовый мотылек вместе с прекрасной бабочкой полетели в сад к разноцветным цветам.

Картина осталась на месте.

И все в доме было как всегда.

Кто-то пришел.

Посмотрел на шелковую картину и сказал как-то между прочим: — Красивая картина.

А другой человек сказал: — Смотрите, какие ромашки! Они похожи на пуговки.

Забавно, правда? А третий сказал: — Какое небо голубое.

Оно на что-то похоже.

Только забыл на что.

Ах, вспомнил!!! На занавески моей соседки! Картину хвалили: «Красиво, забавно...» Все так.

Но никто не сказал, что ромашки будто трепещут на ветерке, а перепутанная зеленая трава шелестит.

Никто не сказал, что картина почти живой кажется.

Почему же так? Случилось что-нибудь? Двести лет, ну, в крайнем случае, сто ромашки трепетали, трава шелестела, небо теплым казалось, а теперь.

Занавески соседкины.

Пуговки забавные.

Обидно.

Но вот вернулся мотылек.

Ему, конечно, понравились цветы прекрасной бабочки.

Но он очень, просто очень торопился к своим ромашкам.

Он скучал, он привык к ним.

Мотылек опустился на свою ромашку, расправил матовые крылышки, замер.

И странная история получилась.

Все увидели, как затрепетали ромашки, а трава, кажется, зашелестела, а небо потеплело.

Шелковая картина снова стала не просто красивой, а живой, как двести лет назад.

Кстати, матовый маленький мотылек сидел на своей чудесной ромашке так же спокойно и незаметно, как будто он ни при чем.