- 29, Apr 2023
- #1
Жил да был крестьянин.
Умерла у него жена, осталось три дочки.
Хотел старик нанять работницу — в хозяйстве помогать.
Но меньшая дочь, Марьюшка, сказала: — Не надо, батюшка, нанимать работницу, сама я буду хозяйство вести.
Ладно.
Стала дочка Марьюшка хозяйство вести.
Все-то она умеет, все-то у нее ладится.
Любил отец Марьюшку: рад был, что такая умная да работящая дочка растет.
Из себя-то Марьюшка красавица писаная.
А сестры ее завидущие да жаднющие, из себя-то они некрасивые, а модницы-перемодницы — весь день сидят да белятся, да румянятся, да в обновки наряжаются, платья им — не платья, сапожки — не сапожки, платок — не платок.
Поехал отец на базар и спрашивает дочек: — Что вам, дочки, купить, чем порадовать? И говорят старшая и средняя дочки: — Купи по полушалку, да такому, чтоб цветы покрупнее, золотом расписанные.
А Марьюшка стоит да молчит.
Спрашивает ее отец: — А что тебе, доченька, купить? — Купи мне, батюшка, перышко Финиста — ясна сокола.
Приезжает отец, привозит дочкам полушалки, а перышка не нашел.
Поехал отец в другой раз на базар.
— Ну, — говорит, — дочки, заказывайте подарки.
Обрадовались старшая и средняя дочки: — Купи нам по сапожкам с серебряными подковками.
А Марьюшка опять заказывает; — Купи мне, батюшка, перышко Финиста — ясна сокола.
Ходил отец весь день, сапожки купил, а перышка не нашел.
Приехал без перышка.
Ладно.
Поехал старик в третий раз на базар, а старшая и средняя дочки говорят: — Купи нам по платью.
А Марьюшка опять просит; — Батюшка, купи перышко Финиста — ясна сокола.
Ходил отец весь день, а перышка не нашел.
Выехал из города, а навстречу старенький старичок: — Здорово, дедушка! — Здравствуй, милый! Куда путь-дорогу держишь? — К себе, дедушка, в деревню.
Да вот горе у меня: меньшая дочка наказывала купить перышко Финиста — ясна сокола, а я не нашел.
— Есть у меня такое перышко, да оно заветное; но для доброго человека, куда ни шло, отдам.
Вынул дедушка перышко и подает, а оно самое обыкновенное.
Едет крестьянин и думает: "Что в нем Марьюшка нашла хорошего?" Привез старик подарки дочкам, старшая и средняя наряжаются да над Марьюшкой смеются: — Как была ты дурочка, так и есть.
Нацепи свое перышко в волоса да красуйся! Промолчала Марьюшка, отошла в сторону, а когда ьсе спать полегли, бросила Марьюшка перышко на пол и проговорила: — Любезный Финист — ясный сокол, явись ко мне, жданный мой жених! И явился ей молодец красоты неописанной.
К утру молодец ударился об пол и сделался соколом.
Отворила ему Марьюшка окно, и улетел сокол к синему небу.
Три дня Марьюшка привечала к себе молодца; днем он летает соколом по синему поднебесью, а к ночи прилетает к Марьюшке и делается добрым молодцем.
На четвертый день сестры злые заметили — наговорили отцу на сестру.
— Милые дочки, — говорит отец, — смотрите лучше за собой! "Ладно, — думают сестры, — посмотрим, как будет дальше". Натыкали они в раму острых ножей, а сами притаились, смотрят.
Вот летит ясный сокол.
Долетел до окна и не может попасть в комнату Марьюшки.
Бился, бился, всю грудь изрезал, а Марьюшка спит и не слышит.
И сказал тогда сокол: — Кому я нужен, тот меня найдет.
Но это будет нелегко.
Тогда меня найдешь, когда трое башмаков железных износишь, трое посохов железных изломаешь, трое колпаков железных порвешь.
Услышала это Марьюшка, вскочила с кровати, посмотрела в окно, а сокола нет, и только кровавый след на окне остался.
Заплакала Марьюшка горькими слезами — смыла слезками кровавый след и стала еще краше.
Пошла она к отцу и проговорила: — Не брани меня, батюшка, отпусти в путь-дорогу дальнюю.
Жива буду — свидимся, умру — так, знать, на роду написано.
Жалко было отцу отпускать любимую дочку, но отпустил.
Заказала Марьюшка трое башмаков железных, трое посохов железных, трое колпаков железных и отправилась в путь-дорогу дальнюю, искать желанного Финиста — ясна сокола.
Шла она чистым полем, шла темным лесом, высокими горами.
Птички веселыми песнями ей сердце радовали, ручейки лицо белое умывали, леса темные привечали.
И никто не мог Марьюшку тронуть; волки серые, медведи, лисицы — все звери к ней сбегались.
Износила она башмаки железные, посох железный изломала и колпак железный порвала.
И вот выходит Марьюшка на поляну и видит: стоит избушка на курьих ножках — вертится.
Говорит Марьюшка: — Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом.
Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела: — Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь? — Ищу, бабушка, Финиста—ясна сокола.
— О красавица, долго тебе искать! Твой ясный сокол за тридевять земель, в тридевятом государстве.
Опоила его зельем царица-волшебница и женила на себе.
Но я тебе помогу.
Вот тебе серебряное блюдечко и золотое яичко.
Когда придешь в тридевятое царство, наймись работницей к царице.
Покончишь работу — бери блюдечко, клади золотое яичко, само будет кататься.
Станут покупать — не продавай.
Просись Финиста — ясна сокола повидать.
Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла.
Потемнел лес, страшно стало Марьюшке, боится и шагнуть, а навстречу кот.
Прыгнул к Марьюшке и замурлыкал: — Не бойся, Марьюшка, иди вперед.
Будет еще страшнее, а ты иди и иди, не оглядывайся.
Потерся кот спинкой и был таков, а Марьюшка пошла дальше.
А лес стал еще темней.
Шла, шла Марьюшка, башмаки железные износила, посох поломала, колпак порвала и пришла к избушке на курьих ножках.
Вокруг тын, на кольях черепа, и каждый череп огнем горит.
Говорит Марьюшка: — Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом.
Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела: — Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь? — Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.
— А у моей сестры была? — Была, бабушка.
— Ладно, красавица, помогу тебе.
Бери серебряные пяльцы, золотую иголочку.
Иголочка сама будет вышивать серебром и золотом по малиновому бархату.
Будут покупать — не продавай.
Просись Финиста — ясна сокола повидать.
Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла.
А в лесу стук, гром, свист, черепа лес освещают.
Страшно стало Марьюшке.
Глядь, собака бежит: — Ав, ав, Марьюшка, не бойся, родная, иди.
Будет еще страшнее, не оглядывайся.
Сказала и была такова.
Пошла Марьюшка, а лес стал еще темнее.
За ноги ее цепляет, за рукава хватает.
Идет Марьюшка, идет и назад не оглянется.
Долго ли, коротко ли шла — башмаки железные износила, посох железный поломала, колпак железный порвала.
Вышла на полянку, а на полянке избушка на курьих ножках, вокруг тын, а на кольях лошадиные черепа; каждый череп огнем горит.
Говорит Марьюшка: — Избушка, избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом! Повернулась избушка к лесу задом, а к Марьюшке передом.
Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
Сама черная, а во рту один клык торчит.
Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела: — Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела пытаешь? — Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.
— Трудно, красавица, тебе будет его отыскать, да я помогу.
Вот тебе серебряное донце, золотое веретенце.
Бери в руки, само прясть будет, потянется нитка не простая, а золотая.
— Спасибо тебе, бабушка.
— Ладно, спасибо после скажешь, а теперь слушай, что тебе накажу: будут золотое веретенце покупать — не продавай, а просись Финиста — ясна сокола повидать.
Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла, а лес зашумел, загудел: поднялся свист, совы закружились, мыши из нор повылезли—да все на Марьюшку.
И ви дит Марьюшка — бежит навстречу серый волк.
— Не горюй, — говорит он, — а садись на меня и не оглядывайся.
Села Марьюшка на серого волка, и только ее и видели.
Впереди степи широкие, луга бархатные, реки медовые, берега кисельные, горы в облака упираются.
А Марьюшка скачет и скачет.
И вот перед Марьюшкой хрустальный терем.
Крыльцо резное, оконца узорчатые, а в оконце царица глядит.
— Ну, — говорит волк, — слезай, Марьюшка, иди и нанимайся в прислуги.
Слезла Марьюшка, узелок взяла, поблагодарила волка и пошла к хрустальному дворцу.
Поклонилась Марьюшка царице и говорит: — Не знаю, как вас звать, как величать, а не нужна ли вам будет работница? Отвечает царица: Давно я ищу работницу, но такую, которая могла бы прясть, ткать, вышивать.
— Все это я могу делать.
— Тогда проходи и садись за работу.
И стала Марьюшка работницей.
День работает, а наступит ночь — возьмет Марьюшка серебряное блюдечко золотое яичко и скажет: — Катись, катись, золотое яичко, по серебряному блюдечку, покажи мне моего милого.
Покатится яичко по серебряному блюдечку, и предстанет Финист — ясный сокол.
Смотрит на него Марьюшка и слезами заливается: — Финист мой, Финист — ясный сокол, зачем ты меня оставил одну, горькую, о тебе плакать! Подслушала царица ее слова и говорит: — Продай ты мне, Марьюшка, серебряное блюдечко и золотое яичко.
— Нет, — говорит Марьюшка, — они непродажные.
Могу я тебе их отдать, если позволишь на Финиста — ясна сокола поглядеть.
Подумала царица, подумала.
— Ладно, — говорит, — так и быть.
Ночью, как он уснет, я тебе его покажу.
Наступила ночь, и идет Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу.
Видит она — спит ее сердечный друг сном непробудным.
Смотрит Марьюшка не насмотрится, целует в уста сахарные, прижимает к груди белой, — спит не пробудится сердечный друг.
Наступило утро, а Марьюшка не добудилась милого.
Целый день работала Марьюшка, а вечером взяла серебряные пяльцы да золотую иголочку.
Сидит вышивает, сама приговаривает: — Вышивайся, вышивайся, узор, для Финиста — ясна сокола.
Было бы чем ему по утрам вытираться.
Подслушала царица и говорит: — Продай, Марьюшка, серебряные пяльцы, золотую иголочку.
— Я не продам, — говорит Марьюшка, — а так отдам, разреши только с Финистом — ясным соколом свидеться.
Подумала та, подумала.
— Ладно, — говорит, — так и быть, приходи ночью.
Наступает ночь.
Входит Марьюшка в спаленку к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непробудным.
— Финист ты мой, ясный сокол, встань, пробудись! Спит Финист — ясный сокол крепким сном.
Будила его Марьюшка — не добудилась.
Наступает день.
Сидит Марьюшка за работой, берет в руки серебряное донце, золотое веретенце.
А царица увидала: продай да продай! — Продать не продам, а могу и так отдать, если позволишь с Финистом — ясным соколом хоть часок побыть.
— Ладно, — говорит та. А сама думает: "Все равно не разбудит". Настала ночь.
Входит Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непробудным.
— Финист ты мой — ясный сокол, встань, пробудись! Спит Финист, не просыпается.
Будила, будила — никак не может добудиться, а рассвет близко.
Заплакала Марьюшка: — Любезный ты мой Финист — ясный сокол, встань, пробудись, на Марьюшку свою погляди, к сердцу своему ее прижми! Упала Марьюшкина слеза на голое плечо Финиста — ясна сокола и обожгла.
Очнулся Финист — ясный сокол, осмотрелся и видит Марьюшку.
Обнял ее, поцеловал: — Неужели это ты, Марьюшка! Трое башмаков износила, трое посохов железных изломала, трое колпаков железных поистрепала и меня нашла? Поедем же теперь на родину.
Стали они домой собираться, а царица увидела и приказала в трубы трубить, об измене своего мужа оповестить.
Собрались князья да купцы, стали совет держать, как Финиста — ясна сокола наказать.
Тогда Финист — ясный сокол говорит: — Которая, по-вашему, настоящая жена: та ли, что крепко любит, или та, что продает да обманывает? Согласились все, что жена Финиста — ясна сокола — Марьюшка.
И стали они жить-поживать да добра наживать.
Поехали в свое государство, пир собрали, в трубы затрубили, в пушки запалили, и был пир такой, что и теперь помнят.
Умерла у него жена, осталось три дочки.
Хотел старик нанять работницу — в хозяйстве помогать.
Но меньшая дочь, Марьюшка, сказала: — Не надо, батюшка, нанимать работницу, сама я буду хозяйство вести.
Ладно.
Стала дочка Марьюшка хозяйство вести.
Все-то она умеет, все-то у нее ладится.
Любил отец Марьюшку: рад был, что такая умная да работящая дочка растет.
Из себя-то Марьюшка красавица писаная.
А сестры ее завидущие да жаднющие, из себя-то они некрасивые, а модницы-перемодницы — весь день сидят да белятся, да румянятся, да в обновки наряжаются, платья им — не платья, сапожки — не сапожки, платок — не платок.
Поехал отец на базар и спрашивает дочек: — Что вам, дочки, купить, чем порадовать? И говорят старшая и средняя дочки: — Купи по полушалку, да такому, чтоб цветы покрупнее, золотом расписанные.
А Марьюшка стоит да молчит.
Спрашивает ее отец: — А что тебе, доченька, купить? — Купи мне, батюшка, перышко Финиста — ясна сокола.
Приезжает отец, привозит дочкам полушалки, а перышка не нашел.
Поехал отец в другой раз на базар.
— Ну, — говорит, — дочки, заказывайте подарки.
Обрадовались старшая и средняя дочки: — Купи нам по сапожкам с серебряными подковками.
А Марьюшка опять заказывает; — Купи мне, батюшка, перышко Финиста — ясна сокола.
Ходил отец весь день, сапожки купил, а перышка не нашел.
Приехал без перышка.
Ладно.
Поехал старик в третий раз на базар, а старшая и средняя дочки говорят: — Купи нам по платью.
А Марьюшка опять просит; — Батюшка, купи перышко Финиста — ясна сокола.
Ходил отец весь день, а перышка не нашел.
Выехал из города, а навстречу старенький старичок: — Здорово, дедушка! — Здравствуй, милый! Куда путь-дорогу держишь? — К себе, дедушка, в деревню.
Да вот горе у меня: меньшая дочка наказывала купить перышко Финиста — ясна сокола, а я не нашел.
— Есть у меня такое перышко, да оно заветное; но для доброго человека, куда ни шло, отдам.
Вынул дедушка перышко и подает, а оно самое обыкновенное.
Едет крестьянин и думает: "Что в нем Марьюшка нашла хорошего?" Привез старик подарки дочкам, старшая и средняя наряжаются да над Марьюшкой смеются: — Как была ты дурочка, так и есть.
Нацепи свое перышко в волоса да красуйся! Промолчала Марьюшка, отошла в сторону, а когда ьсе спать полегли, бросила Марьюшка перышко на пол и проговорила: — Любезный Финист — ясный сокол, явись ко мне, жданный мой жених! И явился ей молодец красоты неописанной.
К утру молодец ударился об пол и сделался соколом.
Отворила ему Марьюшка окно, и улетел сокол к синему небу.
Три дня Марьюшка привечала к себе молодца; днем он летает соколом по синему поднебесью, а к ночи прилетает к Марьюшке и делается добрым молодцем.
На четвертый день сестры злые заметили — наговорили отцу на сестру.
— Милые дочки, — говорит отец, — смотрите лучше за собой! "Ладно, — думают сестры, — посмотрим, как будет дальше". Натыкали они в раму острых ножей, а сами притаились, смотрят.
Вот летит ясный сокол.
Долетел до окна и не может попасть в комнату Марьюшки.
Бился, бился, всю грудь изрезал, а Марьюшка спит и не слышит.
И сказал тогда сокол: — Кому я нужен, тот меня найдет.
Но это будет нелегко.
Тогда меня найдешь, когда трое башмаков железных износишь, трое посохов железных изломаешь, трое колпаков железных порвешь.
Услышала это Марьюшка, вскочила с кровати, посмотрела в окно, а сокола нет, и только кровавый след на окне остался.
Заплакала Марьюшка горькими слезами — смыла слезками кровавый след и стала еще краше.
Пошла она к отцу и проговорила: — Не брани меня, батюшка, отпусти в путь-дорогу дальнюю.
Жива буду — свидимся, умру — так, знать, на роду написано.
Жалко было отцу отпускать любимую дочку, но отпустил.
Заказала Марьюшка трое башмаков железных, трое посохов железных, трое колпаков железных и отправилась в путь-дорогу дальнюю, искать желанного Финиста — ясна сокола.
Шла она чистым полем, шла темным лесом, высокими горами.
Птички веселыми песнями ей сердце радовали, ручейки лицо белое умывали, леса темные привечали.
И никто не мог Марьюшку тронуть; волки серые, медведи, лисицы — все звери к ней сбегались.
Износила она башмаки железные, посох железный изломала и колпак железный порвала.
И вот выходит Марьюшка на поляну и видит: стоит избушка на курьих ножках — вертится.
Говорит Марьюшка: — Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом.
Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела: — Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь? — Ищу, бабушка, Финиста—ясна сокола.
— О красавица, долго тебе искать! Твой ясный сокол за тридевять земель, в тридевятом государстве.
Опоила его зельем царица-волшебница и женила на себе.
Но я тебе помогу.
Вот тебе серебряное блюдечко и золотое яичко.
Когда придешь в тридевятое царство, наймись работницей к царице.
Покончишь работу — бери блюдечко, клади золотое яичко, само будет кататься.
Станут покупать — не продавай.
Просись Финиста — ясна сокола повидать.
Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла.
Потемнел лес, страшно стало Марьюшке, боится и шагнуть, а навстречу кот.
Прыгнул к Марьюшке и замурлыкал: — Не бойся, Марьюшка, иди вперед.
Будет еще страшнее, а ты иди и иди, не оглядывайся.
Потерся кот спинкой и был таков, а Марьюшка пошла дальше.
А лес стал еще темней.
Шла, шла Марьюшка, башмаки железные износила, посох поломала, колпак порвала и пришла к избушке на курьих ножках.
Вокруг тын, на кольях черепа, и каждый череп огнем горит.
Говорит Марьюшка: — Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом.
Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела: — Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь? — Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.
— А у моей сестры была? — Была, бабушка.
— Ладно, красавица, помогу тебе.
Бери серебряные пяльцы, золотую иголочку.
Иголочка сама будет вышивать серебром и золотом по малиновому бархату.
Будут покупать — не продавай.
Просись Финиста — ясна сокола повидать.
Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла.
А в лесу стук, гром, свист, черепа лес освещают.
Страшно стало Марьюшке.
Глядь, собака бежит: — Ав, ав, Марьюшка, не бойся, родная, иди.
Будет еще страшнее, не оглядывайся.
Сказала и была такова.
Пошла Марьюшка, а лес стал еще темнее.
За ноги ее цепляет, за рукава хватает.
Идет Марьюшка, идет и назад не оглянется.
Долго ли, коротко ли шла — башмаки железные износила, посох железный поломала, колпак железный порвала.
Вышла на полянку, а на полянке избушка на курьих ножках, вокруг тын, а на кольях лошадиные черепа; каждый череп огнем горит.
Говорит Марьюшка: — Избушка, избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом! Повернулась избушка к лесу задом, а к Марьюшке передом.
Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
Сама черная, а во рту один клык торчит.
Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела: — Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела пытаешь? — Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.
— Трудно, красавица, тебе будет его отыскать, да я помогу.
Вот тебе серебряное донце, золотое веретенце.
Бери в руки, само прясть будет, потянется нитка не простая, а золотая.
— Спасибо тебе, бабушка.
— Ладно, спасибо после скажешь, а теперь слушай, что тебе накажу: будут золотое веретенце покупать — не продавай, а просись Финиста — ясна сокола повидать.
Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла, а лес зашумел, загудел: поднялся свист, совы закружились, мыши из нор повылезли—да все на Марьюшку.
И ви дит Марьюшка — бежит навстречу серый волк.
— Не горюй, — говорит он, — а садись на меня и не оглядывайся.
Села Марьюшка на серого волка, и только ее и видели.
Впереди степи широкие, луга бархатные, реки медовые, берега кисельные, горы в облака упираются.
А Марьюшка скачет и скачет.
И вот перед Марьюшкой хрустальный терем.
Крыльцо резное, оконца узорчатые, а в оконце царица глядит.
— Ну, — говорит волк, — слезай, Марьюшка, иди и нанимайся в прислуги.
Слезла Марьюшка, узелок взяла, поблагодарила волка и пошла к хрустальному дворцу.
Поклонилась Марьюшка царице и говорит: — Не знаю, как вас звать, как величать, а не нужна ли вам будет работница? Отвечает царица: Давно я ищу работницу, но такую, которая могла бы прясть, ткать, вышивать.
— Все это я могу делать.
— Тогда проходи и садись за работу.
И стала Марьюшка работницей.
День работает, а наступит ночь — возьмет Марьюшка серебряное блюдечко золотое яичко и скажет: — Катись, катись, золотое яичко, по серебряному блюдечку, покажи мне моего милого.
Покатится яичко по серебряному блюдечку, и предстанет Финист — ясный сокол.
Смотрит на него Марьюшка и слезами заливается: — Финист мой, Финист — ясный сокол, зачем ты меня оставил одну, горькую, о тебе плакать! Подслушала царица ее слова и говорит: — Продай ты мне, Марьюшка, серебряное блюдечко и золотое яичко.
— Нет, — говорит Марьюшка, — они непродажные.
Могу я тебе их отдать, если позволишь на Финиста — ясна сокола поглядеть.
Подумала царица, подумала.
— Ладно, — говорит, — так и быть.
Ночью, как он уснет, я тебе его покажу.
Наступила ночь, и идет Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу.
Видит она — спит ее сердечный друг сном непробудным.
Смотрит Марьюшка не насмотрится, целует в уста сахарные, прижимает к груди белой, — спит не пробудится сердечный друг.
Наступило утро, а Марьюшка не добудилась милого.
Целый день работала Марьюшка, а вечером взяла серебряные пяльцы да золотую иголочку.
Сидит вышивает, сама приговаривает: — Вышивайся, вышивайся, узор, для Финиста — ясна сокола.
Было бы чем ему по утрам вытираться.
Подслушала царица и говорит: — Продай, Марьюшка, серебряные пяльцы, золотую иголочку.
— Я не продам, — говорит Марьюшка, — а так отдам, разреши только с Финистом — ясным соколом свидеться.
Подумала та, подумала.
— Ладно, — говорит, — так и быть, приходи ночью.
Наступает ночь.
Входит Марьюшка в спаленку к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непробудным.
— Финист ты мой, ясный сокол, встань, пробудись! Спит Финист — ясный сокол крепким сном.
Будила его Марьюшка — не добудилась.
Наступает день.
Сидит Марьюшка за работой, берет в руки серебряное донце, золотое веретенце.
А царица увидала: продай да продай! — Продать не продам, а могу и так отдать, если позволишь с Финистом — ясным соколом хоть часок побыть.
— Ладно, — говорит та. А сама думает: "Все равно не разбудит". Настала ночь.
Входит Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непробудным.
— Финист ты мой — ясный сокол, встань, пробудись! Спит Финист, не просыпается.
Будила, будила — никак не может добудиться, а рассвет близко.
Заплакала Марьюшка: — Любезный ты мой Финист — ясный сокол, встань, пробудись, на Марьюшку свою погляди, к сердцу своему ее прижми! Упала Марьюшкина слеза на голое плечо Финиста — ясна сокола и обожгла.
Очнулся Финист — ясный сокол, осмотрелся и видит Марьюшку.
Обнял ее, поцеловал: — Неужели это ты, Марьюшка! Трое башмаков износила, трое посохов железных изломала, трое колпаков железных поистрепала и меня нашла? Поедем же теперь на родину.
Стали они домой собираться, а царица увидела и приказала в трубы трубить, об измене своего мужа оповестить.
Собрались князья да купцы, стали совет держать, как Финиста — ясна сокола наказать.
Тогда Финист — ясный сокол говорит: — Которая, по-вашему, настоящая жена: та ли, что крепко любит, или та, что продает да обманывает? Согласились все, что жена Финиста — ясна сокола — Марьюшка.
И стали они жить-поживать да добра наживать.
Поехали в свое государство, пир собрали, в трубы затрубили, в пушки запалили, и был пир такой, что и теперь помнят.