- 29, Apr 2023
- #1
Мама, красивая мама, не плачь ты,
Золотую птицу мы увидим во сне!
Всю вчерашнюю ночь она пела с мачты,
А корабль уплывал к весне.
Он плыл и качался, плыл и качался, А бедный матросик смотрел на юг. Он друга оставил и в слезах надрывался.
Верно, есть у тебя печальный друг?... А. Блок Море – ужасно коварная стихия! Без состраданья разводит оно родных и любящих друг друга людей на немыслимые и подчас непреодолимые расстояния в тысячи миль, в тысячи лет.
Но нужда и воля Судьбы еще жесточе, и однажды человек идет в порт, и нанимается на первый попавшийся корабль, и выходит в это жестокое море, и становится моряком.
Над ним кричат чайки, ветер продувает его насквозь, и совсем чужие темнолицые грубые люди много ночей и дней делят с ним пищу и кров.
И бедный матросик понемногу привыкает к их законам и тычкам, выучивает их особый морской жаргон и, когда-нибудь, становясь, наконец, докой в тяжелом морской деле, обретает вес и даже, может быть, становится боцманом! Но драя палубу или стоя на вахте, прислуживая капитану или мучаясь бессонницей в душной каюте, всегда-всегда он помнит о своих близких и милых, которые так далеко! И тогда он начинает писать им письма.
Или ведет дневник? Или мысленно говорит с ними? Нет, конечно же, письма, это письма.
Он пишет им о плывущем мимо дельфине, о том, что кок пересаливает кашу, о том, что кончается пресная вода, о зеленом острове слева по борту, вчерашнем сне, храпе соседа и повадках корабельной кошки.
Он пишет им о себе, о смешных своих страхах и не оставляющей его печали по дому, о своей надежде обнять их, о своей вере в них, в их любовь, понимание и верность.
Он пишет им о них самих.
Нет, в сущности ничего особенного, но наступает момент, когда моряк понимает, что живет лишь мыслью об этих дорогих своих родственниках, лишь этими письмами к ним.
- смешно? Ах, наверное, он просто выдумщик, этот моряк! Впрочем, чем еще заняться на корабле? Но корабль его тонет, он тонет, его корабль, и рано или поздно моряк замечает это! И тогда.
Да, конечно, он уже их не увидит.
Тогда моряк собирает все свои письма, заляпанные свечным воском дневники, все сны, молитвы, дым своего табака, усмешку, свой портрет, который нарисованный маленьким юнгой на Рождество (там еще не видно седины), три заработанных золотых монеты и Бог знает что еще, он кладет все это в большую бутыль из-под рома, (а волны уже захлестывают палубу), он торопливо царапает на случайном клочке бумаги, что ни при каких обстоятельствах нельзя верить морским звездам, а можно только небесным, что Полярная не обманывает, а просто так получилось, что-то еще очень важное, что-то еще совсем личное, ох, моряк так торопится, и вот, кажется, наконец, все, и он подписывается.
Так.
Мишель.
Мишель Монтень.
Ой! Нет, вовсе не так он подписывается, а вот как: Уильям, да, вот именно, любящий вас, нежно любящий всех вас - Уильям Сидни Портер! Впрочем, какая разница, какая теперь разница.
Он запечатывает бутыль и бросает ее в воду.
А потом он глядит туда, где море сливается с небом, и в глазах у него смертная тоска.
Он плыл и качался, плыл и качался, А бедный матросик смотрел на юг. Он друга оставил и в слезах надрывался.
Верно, есть у тебя печальный друг?... А. Блок Море – ужасно коварная стихия! Без состраданья разводит оно родных и любящих друг друга людей на немыслимые и подчас непреодолимые расстояния в тысячи миль, в тысячи лет.
Но нужда и воля Судьбы еще жесточе, и однажды человек идет в порт, и нанимается на первый попавшийся корабль, и выходит в это жестокое море, и становится моряком.
Над ним кричат чайки, ветер продувает его насквозь, и совсем чужие темнолицые грубые люди много ночей и дней делят с ним пищу и кров.
И бедный матросик понемногу привыкает к их законам и тычкам, выучивает их особый морской жаргон и, когда-нибудь, становясь, наконец, докой в тяжелом морской деле, обретает вес и даже, может быть, становится боцманом! Но драя палубу или стоя на вахте, прислуживая капитану или мучаясь бессонницей в душной каюте, всегда-всегда он помнит о своих близких и милых, которые так далеко! И тогда он начинает писать им письма.
Или ведет дневник? Или мысленно говорит с ними? Нет, конечно же, письма, это письма.
Он пишет им о плывущем мимо дельфине, о том, что кок пересаливает кашу, о том, что кончается пресная вода, о зеленом острове слева по борту, вчерашнем сне, храпе соседа и повадках корабельной кошки.
Он пишет им о себе, о смешных своих страхах и не оставляющей его печали по дому, о своей надежде обнять их, о своей вере в них, в их любовь, понимание и верность.
Он пишет им о них самих.
Нет, в сущности ничего особенного, но наступает момент, когда моряк понимает, что живет лишь мыслью об этих дорогих своих родственниках, лишь этими письмами к ним.
- смешно? Ах, наверное, он просто выдумщик, этот моряк! Впрочем, чем еще заняться на корабле? Но корабль его тонет, он тонет, его корабль, и рано или поздно моряк замечает это! И тогда.
Да, конечно, он уже их не увидит.
Тогда моряк собирает все свои письма, заляпанные свечным воском дневники, все сны, молитвы, дым своего табака, усмешку, свой портрет, который нарисованный маленьким юнгой на Рождество (там еще не видно седины), три заработанных золотых монеты и Бог знает что еще, он кладет все это в большую бутыль из-под рома, (а волны уже захлестывают палубу), он торопливо царапает на случайном клочке бумаги, что ни при каких обстоятельствах нельзя верить морским звездам, а можно только небесным, что Полярная не обманывает, а просто так получилось, что-то еще очень важное, что-то еще совсем личное, ох, моряк так торопится, и вот, кажется, наконец, все, и он подписывается.
Так.
Мишель.
Мишель Монтень.
Ой! Нет, вовсе не так он подписывается, а вот как: Уильям, да, вот именно, любящий вас, нежно любящий всех вас - Уильям Сидни Портер! Впрочем, какая разница, какая теперь разница.
Он запечатывает бутыль и бросает ее в воду.
А потом он глядит туда, где море сливается с небом, и в глазах у него смертная тоска.