Пан и сказочник ( Белорусская сказка )

Один богатый пан очень любил сказки слушать.

Бывало, кто ему что ни наплетет, он все правдой считает.

Захотелось этому пану такую сказку послушать, какой бы он не поверил.

И объявил он повсюду: "Если кто расскажет мне такую сказку, чтобы я сказал: врешь, дам тому тарелку золота". Нашелся один такой сказочник.

Звали его Янка.

Приходит он к пану: — Ставь, пан, тарелку золота, буду сказывать сказку.

Поставил пан на пол тарелку золота, а сам уселся в кресле и закурил трубку с длинным чубуком.

— Ну, рассказывай.

Только смотри, как бы вместо золота розог не получить.

Присел Янка на корточки перед тарелкой и начал рассказывать: — И чего, панок, на свете-то не бывает! Вот какой случай со мной вышел однажды.

Было это в то время, когда мой отец еще и на свет не родился.

Жил я с дедом.

Делать дома нечего, вот дед и отдал меня к одному хозяину пчел пасти.

А было у того хозяина целых пятьдесят колод пчел.

Надо каждый день поутру пересчитать их и на пастбище гнать.

А вечером пригнать, опять пересчитать, подоить да в ульи загнать.

И хозяин мне твердо сказал: “Ежели ты хоть одну пчелу потеряешь, то не заплачу тебе за целый год”. Вот какая была нелегкая работа! — Все может быть,— соглашается пан.

Глянул Янка на тарелку золота и продолжает рассказывать: — Однажды пригнал я пчел с пастбища, пересчитал: нету одной пчелы.

Батюшки-светы, быть беде! Я бегом назад — пчелу искать.

А уже вечереть начало.

Я туда, я сюда — нету пчелы.

Вдруг слышу — где-то пчела ревет.

Смотрю — за рекой семь волков напали на мою пчелу.

А она, бедняжка, от них изо всех сил отбивается, не сдается.

Бросился я на помощь пчеле.

Прибежал к реке — нет переправы.

Что делать? А тут вот-вот волки пчелу разорвут.

Я, долго не раздумывая, схватил себя за чуб, раскачал — и гопля через реку! Но до другого берега не долетел — упал посреди реки и камнем пошел ко дну.

Опамятовался кое-как и начал искать дорогу, чтобы наверх выбраться.

А тут, как назло, на дне реки кто-то костер развел да такого дыму напустил, что прямо глаза ест, даже рыба носом сопит и дороги из-за дыма не видать.

Иду это я ощупью, глядь — медведь стоит.

Хотел я схватить его за хвост, да он ко мне головой повернулся.

Я сунул ему руку в горло, добрался до хвоста и за него ухватился.

Испугался медведь да как рванется наверх — ну, и вытащил меня.

Сам бросился с перепугу в лес, а я на берегу остался, да не на том, что надо.

Тут схватил я себя опять за чуб, раскачал еще посильней, чем в первый раз, и — прыг на другой берег! — Мало ли чего на свете не бывает,— говорит пан.— Может, и правда.

— Правда-то правда, пане, да, пожалуй, с изъяном.

Ну так вот.

Перескочил я на другой берег, да с разбегу так грохнулся оземь, что по самый пояс увяз.

Я и туда, и сюда — не выбраться.

Без лопаты, думаю, ничего не поделаешь.

Побежал домой, схватил лопату — и назад.

Откопал себя и бегу на помощь пчеле.

Прибежал, отогнал волков, а пчела уже и ноги протянула: задрали ее волки, пока я туда да сюда бегал.

Что делать? Прикрыл я пчелу веткой, чтоб волки не съели, а сам пошел к хозяину.

"Беда", — говорю.

"А что за беда?" — спрашивает хозяин.

"Волки пчелу задрали". Как рассердился хозяин, как затопал на меня ногами: "Теперь не дам тебе ни гроша!" Молчу я. Виноват.

Посердился хозяин и спрашивает: “А волки еще не съели пчелу?” — “Нет”.— “Ну, это хорошо, что хоть пчела-то цела.

Поедем заберем”. Запрягли мы две пары волов, поехали.

На лугу сняли шкуру с пчелы, порубили мясо на куски и привезли домой.

Дома засолили — целых двенадцать бочек вышло.

Весь год ели мы то мясо с хозяином.

— Мало ли чего на свете не бывает! — говорит пан.— Может, и правда.

— Ну, а как кончился год, хозяин прогнал меня и не заплатил и ломаного гроша.

Только выпросил я у него кусок воску.

Вылепил я из того воску лошаденку, сел на нее и поехал к деду, ведь отца-то у меня еще не было.

Еду, еду — приехал в лес.

А тут и есть захотелось.

Потянул носом — чую, на елке жареным пахнет.

Подъехал я к елке, а там в дупле жареные дятлы пищат.

Ну, голод не тетка.

Полез я в дупло за дятлами.

Лезу рукой — не влез, лезу ногой — не влез, лезу головой — не влез, бросился всем туловищем — влез.

Наелся там дятлов сколько хотел — и назад.

Лезу рукой — не вылезу, лезу ногой — не вылезу, лезу головой — не вылезу, всем туловищем понатужился — тоже не вылез.

Вспомнил я, что у хозяина за лавкой топор лежал.

Побежал, взял топор, прорубил в дупле дырку побольше да и вылез.

— Мало ли чего на свете не бывает! — говорит пан.— Может, и правда.

— Вылез я, сел на лошадку, заткнул топорик за пояс и еду дальше.

А топорик тяп да тяп, тяп да тяп.

Вдруг лошадка стала — и ни с места.

Оглянулся я — половины лошадки нету: обрубил ее топорик! Чтоб тебе пусто было! Вырезал я палку из ракиты, сшил лошадку да и еду опять.

А ракита вдруг стала расти и расти — выросла до самого неба.

Ну, думаю, полезу на небо, погляжу, что там делается.

Пан перестал пыхтеть трубкой: — И что же ты там видел на небе? — Чего я там только не видел, пане! Иду я это по небу, а в одной хате святые вечеринку справляют: пьют, гуляют, веселые песни распевают.

Хотелось мне к ним зайти, да нет, думаю, с пьяными лучше не связываться, а то еще тумаков надают.

Иду дальше.

В другой хате святой Микола храпит под столом, словно пшеницу на базаре продал.

Видно, порядком хлебнул.

— Мало ли чего на свете не бывает! Может, и правда,— говорит пан.

— И верно, что правда! Своими глазами видал.

Зашел я к Миколе, думал — может, чем поживлюсь.

Да где там! Бутылки на столе пустые, хлеба ни крошки.

Покрутился я, вижу — валяется возле хозяина золотая шапка.

Возьму, думаю, хоть Миколину шапку.

Зайду где-либо по дороге в корчму, меня за нее и накормят.

Взял я шапку — и назад.

А тут Микола проснулся, начал шапку искать.

А ее нету.

Наделал он крику-шуму.

Надо, думаю, домой бежать, а то поймают — от беды не уйти.

А тут никак не найду того места, где ракита на лошадке растет.

Я и туда, и сюда — нету ракиты.

Вдруг вижу — святые на току гречиху веют, мякина так по всему небу и рассыпается.

Давай я ее ловить да веревку вить.

Свил, привязал одним концом к небу и начал на землю спускаться.

Спустился к другому концу веревки, а земли все не видать.

Повис я меж землею и небом.

Хорошо еще, что со мной топорец-то был.

Возьму это я отрублю конец веревки, снизу подточаю и дальше спускаюсь.

— Мало ли чего на свете не бывает! — говорит пан.— Может, и правда.

— Точал я этак, точал, да и не приметил, как сквозь землю проскочил и в аду очутился.

Иду по аду, разглядываю, как там и что.

Вдруг вижу: ваш покойный батюшка — худой, босой, оборванный — свиней пасет.

Вытаращил пан глаза, трубка изо рта выпала: — Врешь, хам! Не может этого быть, чтоб отец мой да свиней пас! А Янка хвать тарелку с золотом — и за двери!