Ожидание чуда ( Алексей Караковский )

Заброшенная железнодорожная станция оказалась не так пуста, как показалось на первый взгляд: из-за леса едва заметно мигал, прорываясь сквозь снегопад, фонарь обходчика.

«Что ж, все, что приходит первым в голову, — то и верно», — решил мальчик и направился в сторону путей.

За пазухой он нес кошку — маленькое черное создание с женскими глазами.

Они познакомились полгода назад в маленьком южном городке, и мальчик знал, что на самом деле кошка — вовсе не кошка, а заколдованная девочка с черными вьющимися волосами и зелеными глазами.

Мальчик любил кошку… — Кто это там идет? — удивленно закричал обходчик в ту сторону, откуда послышался звук шагов.

— Я… — удивленно ответил мальчик.

— А… Ну пошли, чаем, что ли, угощу.

Обходчик был уже немолод.

Он работал на этой станции уже двадцать с лишним лет, а после того как станцию закрыли, остался.

Он жил на ней совершенно один уже второй год и потому был рад тому, что кто-то пришел.

Обходчик поставил чайник на стол и разлил чай по кружкам.

Мальчик почувствовал, что он здесь нужен, и даже вспомнил полузабытое ощущение дома.

Кошка уснула на его коленях, и мальчик знал, что она тоже рада.

— Куда ты идешь? — спросил обходчик.

— Не знаю… Об этом я как-то не задумывался.

— Но ты, наверное, ищешь чего-то? — Да, но то, что я ищу, само меня найдет.

Я даже не знаю, как сказать-то… В общем, иногда случается так, что действительно необходимо, чтобы произошло чудо.

Просто это — единственное, что может помочь нам как-то все изменить.

Я не могу это объяснить словами… — Я понимаю, о чем ты. Я жду то же самое.

Да, я уже много лет жду чуда… Как ты думаешь, оно придет? — Не знаю.

Может придти, а, может, и нет.

Я просто жду, и мне это уже помогает.

Кто знает, может, когда придет чудо, будет не в силах помочь даже оно.

— Я вот что думаю.

Ты блуждаешь где-то, я сижу безвылазно здесь; так надо идти искать чудо или оставаться на месте? — Это, видимо, зависит от того, какое оно это чудо.

И от нас тоже.

— Тогда на этот вопрос нельзя ответить, — грустно сказал обходчик и посмотрел на дно чашки.

— Не знаю, — ответил мальчик, — всегда думал, что ничего зря не происходит.

Все события — цепочка взаимосвязей, ведущая нас к цели.

Только мы редко это понимаем, потому что цели себе не ставим.

Она как-то сама собой возникает.

— Я думал раньше, что чем дольше ждешь, тем большее событие должно произойти.

Но теперь мне кажется, что это не так.

Теперь я боюсь его пропустить.

— А разве чудо — это обязательно событие? — Конечно, нет.

Это особое состояние, исходящее из наших душ, что-то вроде любви.

Да, наверное, это любовь и, видимо, что-то еще, чему названия я никак не могу подобрать.

Но это что-то переделывает мир! — И тогда уже видишь все иначе… — Да, конечно… Но что говорить о чуде, если мы сами толком не знаем, какое оно и существует ли вообще.

— Но мы можем ждать и надеяться.

Ведь это уже очень много! Обходчик налил еще чаю себе и мальчику.

— Все начинается с любви… — задумчиво шептал он. Мальчик молчал.

Ему было тепло и уютно, а кошка уже давно спала на его коленях, уткнувшись в полу куртки.

За окном бушевала вьюга.

Небо, связанное белыми бинтами снега, молчало и не двигалось.

С Белого моря обрывками газет летела соленая тоска.

Так из нескольких составляющих получалось такое Молчание, которое не поймешь и не выживешь.

Кричишь — и крика нет.

Стучишься в двери — и двери убегают от тебя.

И в эти минуты понимаешь, что очень здорово спать на старой железной кровати в теплом доме рядом с любимым существом.

А вокруг тебя на десятки километров — ни души.

Можно было уткнуться лицом в нее, зарыться так, чтобы чувствовать только ее. Она не была против, наоборот, сама вроде бы ждала ласки.

Можно было смотреть в ее глаза, смотреть бесконечно и видеть всю свою жизнь.

Она, казалось бы, не возражала и этому: не отводила глаз и, наверняка, видела намного больше, чем казалось со стороны.

Можно было быть с ней всегда рядом — она нуждалась в заботе.

Можно было беспрепятственно любить ее и быть при этом чертовски счастливым рядом с ней — уже этого было достаточно.

Нельзя было лишь одного: услышать, узнать, любит ли она… «Обходчик прав.

Все начинается с любви», — думал мальчик, гладя спящую на его коленях кошку, — «Но что же дальше?». Свет был неполон.

Успеть запрыгнуть на товарную платформу уходящего поезда — не самая легкая задача и для взрослого человека.

Мальчику, впрочем, это удалось, и теперь он ехал в сторону большой станции, как всегда со своей кошкой.

Он еще не знал, зачем он едет, но уже знал, что за этим последует.

С утреннего неба звонко покатилась звезда и замерла тоненько в воздухе между небом и горизонтом.

Мальчик успокоился и заснул.

Разбудил его ленивый окрик железнодорожных дел служащего.

— Ты кто? Что здесь делаешь? Мальчик молчал.

Ему не хотелось отвечать на какие-либо вопросы.

— Где твои родители? Мальчик по-прежнему молчал, указывая при этом рукой куда-то вверх.

Железнодорожник посмотрел на небо и обомлел: в ярком зимнем небе плыла, покачиваясь стая невероятных розовых птиц с оливковыми глазами.

Фламинго летели в сторону севера, и в суровых беломорских краях смотрелись полной галлюцинацией.

На лице железнодорожника отразилось смятение.

Этого только мальчик и ждал.

Замешательство служащего длилось лишь секунду, но куда там! — Стой! — разнесся его крик.

На беду около диспетчерской курил сержант транспортной милиции… В камере предварительного заключения кроме мальчика сидел лишь один человек — пожилой мужчина, также пойманный на вокзале.

Перед этим он несколько дней находился в федеральном розыске.

— Меня посадят за поджог, — сетовал он, — да, за поджог.

В мои-то годы… Он тяжело вздохнул.

— Я родился в Ленинграде.

Это сейчас он называется Петербургом, но родился я именно в Ленинграде.

Всю жизнь работал в театре кукольным мастером.

Я умел делать любые куклы — сначала простые, потом сложные.

Я хотел добиться совершенства.

Я мечтал о том, что наступит день, и куклы оживут.

Мое искусство станет безграничным.

И лишь недавно я случайно достиг цели.

Представляешь, все эти куклы ожили! Они плакали и смеялись, играли свои роли как живые! Я был счастлив.

Я считал, что получал все самое желанное, и теперь могу с легким сердцем умереть.

Но однажды мне пришлось остаться в театре на ночную вахту.

Я, как всегда после полуночи, прошел по зданию, проверяя, все ли в порядке.

Когда я шел по коридору мимо своей мастерской, из-за двери послышался шум.

Я открыл дверь и обомлел.

Представляешь, эти куклы… мои куклы… они делали бомбы! Мастер остановился, чтобы перевести дух.

— Вы мечтаете сейчас о чем-нибудь? — спросил мальчик.

— Нет.

Я сжег своих кукол, я сжег свою мастерскую.

У меня нет прошлого.

А как можно думать о будущем, не имея прошлого? — Вы устали… — Да, я устал! Мне страшно, потому что я тяну на себе всю свою жизнь! — Значит, вы все-таки кое-чего хотите.

Вы хотите освободиться от всего, что у вас за спиной.

— Это невозможно.

Чудес не бывает.

— Почему же? Бывают.

Надо только их ждать.

— Так почему же чуду не произойти сейчас? Пусть будет! — воскликнул кукольный мастер, и вдруг остановился, сам испугавшись неожиданного последствия своих слов.

В тот же миг в воздухе растворилась сначала грязная камера, потом грязный вокзал, потом грязный пристанционный поселок и осталась только огромная поляна в разноцветных цветах, залитая золотым светом.

Старый кукольный мастер неожиданно стал выглядеть моложе: черты лица его разгладились, усталость и злость покинули глаза.

Изменился и мальчик.

Он стал чувствовать себя словно взрослее и серьезней, но в то же время душу его переполняла радость: он знал, что дождался того, чего хотел.

И радость эту он мог хранить в себе всегда, не ожидая каждый раз чего-то еще.

Тогда лишь он осмелился перевести взгляд на кошку и обомлел.

Перед ним стояла девочка — та самая, которую он себе представлял, только еще лучше: черные вьющиеся волосы, зеленые глаза, задорная улыбка.

И тогда ему показалось, что нет никаких преград для чуда.

— Здравствуй, — сказала девочка.

— Здравствуй, — ответил мальчик.

— Подожди! — успел крикнуть кукольный мастер до того, как мальчик и девочка подошли друг к другу близко-близко, и… Он хотел сказать, что они здесь на мгновение, они вышли его проводить… Но поздно.

Едва рука коснулась руки, картина померкла, и вот снова все, как было раньше: грязный поселок, грязный вокзал, грязная камера.

Не было лишь старого кукольного мастера.

— А что было потом? — спросил обходчик, доливая чай себе и мальчику.

— Потом я без особого труда отделался от милиции и доехал на платформе товарного поезда обратно.

Это было уже проще… А еще я понял, что это было.

— Что-то вроде чуда, произошедшего не с тобой? — Да, именно так.

Это было самое настоящее чудо, происшедшее не с нами, но при нас! Потому оно нас и коснулось.

— А куда ты провожал кукольного мастера? — Не знаю.

Может быть, в мир его мечты.

Но иногда мне кажется, что он слышит наш разговор, и если случится минута сомнения, то он подаст нам добрый знак.

Обходчик задумался.

— И что ты собираешься делать дальше? — Не знаю пока.

— А я знаю, — ответил обходчик, — ты попьешь еще чаю.

Надо было разогреть чайник снова, и обходчик пошел к плитке.

Он думал о том, как хорошо, что чудо действительно можно дождаться, как дождался его кукольный мастер.

А мальчик смотрел на кошку, спящую у него на коленях, и думал о том, о чем думал всегда.

Можно было уткнуться лицом в нее, зарыться так, чтобы чувствовать только ее. Можно было смотреть в ее глаза и видеть всю свою жизнь.

Нельзя было лишь одного: услышать, узнать, любит ли она его, как он любит ее…