Мой лев ( Галина Лебедева )

У всех были кошки и собаки, а у меня был лев.

Я не помню, откуда он взялся: он был всегда, как мама, бабушка.

У него была такая симпатичная, бархатная, горячая морда.

Он разрешал над собой издеваться.

Может быть, ему это нравилось, и он лениво крутил башкой, если взять его всей пятерней занос.

Еще было замечательно сесть на него верхом и, запустив руки по самые локти в его рыжую гриву, ухватиться за уши.

Тогда он медленно поднимался и шел по коридору, и под его горячей шкурой мягко перетекали мощные мышцы.

Так он катал меня по всей квартире.

Лучше всего нам было зимой.

Придешь с мороза, а лев лежит на журналах у теплой батареи и чутко дремлет, приоткрывая сощуренный рыжий глаз.

Ага! Попался! И начиналась возня.

Лев поворачивался на спину и, как гигантский котенок, извивался и хватал меня лапами за лицо и плечи.

Но когда мы шли по городу, никто бы не подумал, что он позволяет так с собой фамильярничать.

Мы выходили из дому.

Льву полагался намордник.

Так надо.

Попробуй, объясни всем, что это не простой лев, а лев человечный, и он не кусается.

Лев все понимал и будто пожимал плечами и разводил лапами, дескать, что поделаешь, и, покорно закрыв глаза, совал морду в ременную сбрую.

Потом он терпеливо сидел у двери и ждал, когда я запахну пальто.

Критически скосив глаз на мои ботинки, он слегка проводил по ним кисточкой своего хвоста, и, потянувшись и зевнув, выходил вслед за мной.

Мы шли по нашему переулку.

Лев брезгливо отворачивался от встречных собак.

Особенно презирал он маленькую курносую сученку на паучьих лапках, с вечно слезящимися от преданности глазками.

На ней всегда, зимой и летом была потертая стеганая курточка.

Иногда нам попадался пудель," выстриженный под льва". Гладко выбритая спина и пузцо вызывали у льва неудержимый хохот.

Прохожие шарахались, думая, что он рычит.

У булочной лев останавливался и начинал пристально рассматривать витрину.

Он скромно топтался, исподтишка заглядывая мне в лицо.

Из кондитерского отдела доносился непреодолимый запах миндальных орешков и халвы.

Лев занимал очередь в кассу.

Потом, сидя возле столика, на который тетки ставили сумки, он терпеливо ждал, когда продавщица отвесит полкило халвы и триста грамм леденцов.

Его толкали, задевали сумками, наступали башмаками на кисточку хвоста.

Лев ждал.

Под конец он от нетерпения уже переступал лапами и глотал слюнки.

И вот наступала долгожданная минута, и лев, закрыв глаза от удовольствия, разевал пасть и захлопывал ее не раньше, чем в нее не пересыплется содержимое двух пакетов.

Вот когда особенно не верилось, что лев хищник....Такой удивительный сластена.

Затем, мы полукруглой лестницей поднимались к метро.

Здесь лев останавливался у газетного киоска с таким видом, будто говорил: "вот видишь, я помню о тебе, покупай свои журналы". И он начинал нервно ходить взад-вперед, садиться, вставать, судорожно зевать с тоскливым подвывом.

Он просто терпеть не мог литературу.

Он ненавидел газеты, от которых исходил тошнотвотный запах типографской краски.

Он никак не мог понять, почему я так усердно обнюхиваю каждую страницу какого-то толстого журнала.

И еще он никак не мог понять, что влечет меня к серому железному ящику со стеклянной дверью.

Там, в его красном нутре, на стене прилепилось какое-то странное животное с хвостом, на котором вместо кисточки висел его черненький детеныш.

Лев всегда внимательно смотрел, как люди прикладывали его к уху и что-то кричали, а выходя, хлопали дверью.

Потом мы молча шли по скверу и спускались на набережную.

Там, остановясь у парапета, мы смотрели на воду.

Лев стоял рядом, оперевшись передними лапами о гранит, он грустно провожал глазами плывущие мимо палочки то эскимо.

А когда мне приходилось уезжать ненадолго, лев на прощанье терся башкой о мое плечо, чуть не валя меня с ног, и ложился на стопки журналов возле батареи под окном.

Уезжая, я оставляла ему длинную гирлянду сосисок, и она до самого пола свешивалась с крючка, на котором до этого висело мое пальто.

А где у нас туалет лев знал еще с детства.

Возвращаясь домой через несколько дней, я находила на гвозде обрывки веревочек.

А лев все также лежал на своем месте, пыльный и слегка похудевший.

Но тут он вскакивал, встряхивался, будто вылез из воды, и на минуту пропадал в облаке пыли.

Потом он радостно суетясь, тащил откуда-то мои тапки, полотенце и домашнюю курточку.

Вечером, когда уходили друзья и смолкали телефонные звонки, мы лежали врастяжку на ковре, и лев чутко дремал, на всякий случай придерживая меня тяжелой лапой, чтобы снова куда-нибудь не убежала.

К моим друзьям лев относился с добродушной снисходительностью.

Встречал их у дверей, давал лапу, а кое -кому позволял трепать себя за ушами.

Но однажды ко мне пришел знаменитый дрессировщик.

И лев на него бросился.

Он так разнервничался, что дрессировщик схватил стул и выставил его перед собой, как пушку.

-Левка! Ты что? Назад! - вылетела я из комнаты со щеткой.

Лев, дергая верхней губой и щеря большущие клыки, задом отступал за письменный стол.

Хвост его воинственно метался из стороны в сторону.

- Вот гад!- сказал дрессировщик, опуская стул.

-Он тебя когда-нибудь сожрет.

-Что ты... это же Левка, Левушка, а не кто-нибудь.

Мой друг! -Ха! Он же зверь! -Ну и что?! -Ну и то! Зверь есть зверь! Он любить не может.

Вот у нас в цирке тысяча случаев.

Все идет прекрасно, и вдруг, раз - и отъел голову.

А один раз.

- Ну, хватит, я разозлилась не на шутку,- мало ли что, а мой не такой.

он меня любит.

-Лю-у-у-би-и-т? Ха-ха-ха! Он просто хорошо устроился.

Тепло, светло и сытно.

Мясом кормишь?! -Ну, мясом.

Он и кислую капусту ест, и морковку, и даже конфеты.

- Во! А я про что говорю! Он просто ленивый.

ишь - приспособился! Порядочные львы в цирке работают, а твой к тепленькому местечку пристроился.

- Тише! Он же все понимает.

Конечно же, лев все понимал.

Он чутко поводил ухом и смотрел не мигая в окно.

Дрессировщик сидел до ночи.

Он протянул ноги под столиком вдоль ковра, и, поглаживая себя по сытому животику волосатой ручищей, говорил авторитетно: -Ты мне-то, мне поверь.

Я на это дело жизнь истратил.

Из меня эти звери пять метров кишок вымотали.

Чуть не сожрал один такой.

Во-палец! Видишь!? Ну!? Половинка осталась, а мог всю руку оттяпать! Плевое дело.

Дрессировщик ушел, оставив на столе груду окурков и объедков.

Лев тихо подошел ко мне и положил гривастую голову на колени.

-Лева, Левушка.

Ты не такой? Да?- гладила я его по усам.

Лев закрыл глаза и помотал головой.

-Ты никогда на меня не бросишься? Лев раздул ноздри и с шумом втянут воздух.

Он ничего не ответил.

С этого дня но не подходил ко мне первый.

Он ждал, когда я подойду.

А я стала все реже его гладить.

Нет, не то, чтоб я его боялась, а просто все-таки иногда вспоминала :"зверь есть зверь - он любить не умеет". Я проклинала дрессировщика.

Я с ним поругалась и вычеркнула его телефон из записной книжки.

-Ну Левушка, Левка! - тормошила я своего льва, запуская руки в его гриву.

А лев смотрел на меня, не мигая.

О чем он думал? В его глазах была печаль.

Он чувствовал...О! Звери тоньше нас, людей, чувствуют.

Я боялась, я не верила, я предавала.

И лев от меня ушел.

Просто однажды его не стало.

Я не заметила, как это случилось.

Я пошла одна по нашему переулку, по бульвару, по набережной, и рядом никого не было.

Только теперь я начинаю понимать, что это навсегда.

Однажды в цирке я увидела льва.

Очень похожего на моего.

Я пошла потом за кулисы.

Мне разрешили подойти к клетке.

Но это был другой лев.

Он даже не взглянул на меня.

В зоопарке тоже был не он. Господи! Все львы так похожи! Я теперь всегда одна.

Знакомые мне советуют завести собаку или кошку.

Но я не могу.

Потому, что у меня был лев.