- 29, Apr 2023
- #1
Это случилось совсем недалеко отсюда, вон за той горой, похожей на пришедшего попить динозавра.
Начинался шторм.
На берегу, полузасыпанный песком, лежал на боку старый Баркас.
Баркас тяжело скрипел и вздыхал.
Он знал - это его последний шторм.
Прогнившая обшивка не выдержит ударов волн.
Еще час, два - и обломки его унесет в море.
И только огромный деревянный Штурвал не разделял его тревог.
Могучее колесо Штурвала, потемневшее от впитавшейся морской соли и отполированное человеческими руками за столько лет, повернуто к бурлящему морю.
Старый Штурвал мечтал.
Он был неисправимым романтиком, как и его друг - Капитан.
Они вдвоем долгими месяцами бороздили морские просторы, стараясь не обращать внимания на ворчания и жалобы Баркаса, которому "нужен теплый и спокойный док, обеспеченная достаточным количеством дегтя и краски старость, а не всякие там путешествия-приключения..." Потом Капитан состарился.
Все реже приходил он навещать свой кораблик в порту.
Корабельный Штурвал очень скучал без своего друга.
Он вспоминал далекие плавания, стаи летающих рыб и ветви красно-желтых кораллов в глубине океана.
И тогда брызги-капельки, ползущие по ручкам его колеса, казались слезами на морщинистом стариковском лице.
Но чаще Штурвал весело крутил колесом, воображая себя в открытом море: "Курс зюйд-зюйд-вест! Пятнадцать градусов влево! Поворот овер-штаг!"
И сейчас он думал о том, как нелегко в такую погоду судам в море, как громады кипящих пеной волн обрушиваются на палубы, закруживая водовороты и сбивая с ног моряков в резиновых плащах.
Ему хотелось быть там, с ними, помочь, выручить.
Но Штурвал был накрепко вделан в палубу.
"Отпусти меня," - просил он. "Не отпущу! - ворчал вредный Баркас.
- Вот еще! Не хватало, чтобы такелаж разбегался с корабля и шлялся где попало!" В самый разгар спора на палубу освежиться вышла старая корабельная Крыса.
Она еще помнила те времена, когда корабль, гудя туго натянутыми винтами, сходил со стапелей в свое первое плавание.
Крыса прожила долгую и спокойную жизнь в трюме, среди ящиков с провиантом и матросских гамаков.
Она разгрызала мешки с зерном, воровала у матросов сухари и обрезки вяленого мяса.
То, что не могла съесть сразу, Крыса прятала в разные темные уголки корабля.
У нее было столько тайников, что о многих она и сама позабывала.
Крыса считала трюм своей собственностью, и ее очень раздражало, когда какой-нибудь матрос норовил пристукнуть ее шваброй или запустить тапочкой в тот момент, когда она совершала вечерний обход своих владений.
Теперь для корабельной Крысы наступило раздолье.
Припасов у нее было вдоволь, тапочки и швабры исчезли вместе с гамаками и матросами.
Когда Крысе хотелось чего-нибудь вкусненького, она грызла переборки трюма, пропитанные запахами грузов из далеких южных стран.
Последние два зуба она сломала, жуя кусок перегородки с запахом австралийского манго.
Закутавшись в кусок тельняшки, Крыса сидела на мокрых досках и, недовольно топорща усы, наблюдала за Штурвалом.
- Что, все скрипишь? - Крыса вразвалочку подошла к Штурвалу.
Попробовала откусить кусочек колеса.
Нет.
Крепковат пока.
Ничего! Скоро солененькая морская водичка смягчит дерево.
- Вот стоишь ты тут, - Крыса достала из щели между досками зернышко и принялась его жевать, ловко пере6ирая лапками,- никому не нужный, трухлявый мечтатель.
Пользовались тобой, пока молод был, - и выкинули! Другое дело - я! Смотри: всю жизнь жила для себя - никто мне не нужен, я никому не нужна.
Никаких мечтаний, только суровая быль.
Спокойно живу, в сытости и довольстве.
День прошел - прекрасно! Ночь пролетела - тоже хорошо! Думаешь, я не была романтиком? Была.
По молодости, еще крысенком, жила я на камбузе, рядом с ящиком для картошки.
Ох уж страха натерпелась! Все ходуном ходит, тарелки-вилки летают, и кок все норовит половником прихлопнуть - вот и вся романтика.
Слушал ее Штурвал, слушал, и лопнуло у него терпение.
Потянулся он всеми своими деревянными частями, распрямился.
- Как ты не понимаешь! Разве можно сравнивать морскую даль с теснотой трюма или резкий клич буревестника с мирным плеском волн? Тысяча морских чертей! Разве не тревожат душу рассказы о страшных чудовищах глубин и подводных гротах-лабиринтах, где корсары прячут сундуки с сокровищем? Вот это жизнь! Ты живешь морем, служишь ему.
Ты - часть великого морского братства, где главный закон - помоги попавшему в беду.
Где бы ты ни был - спеши! Разве это не счастье - дарить счастье? Разве это не жизнь, - спасти жизнь другому? Старая Крыса давно уже съела зернышко и теперь чистила коготками шерстку.
Слова Штурвала не трогали ее трюмную душу.
Вдруг удары волн стали яростнее, и шторм обрушился на Баркас с новой силой.
Крыса сиганула в трюм, а Штурвал, весь дрожа, кричал навстречу стихии: "Реви! Круши, бей! Настоящий моряк не боится шторма, и мы с Капитаном никогда не боялись его! Разрази меня гром, если мы снова не устоим перед тобой!" Но тут старый Баркас не выдержал и с облегченным вздохом развалился.
Надоело старику бороться с морем и ветром.
Старая Крыса, забившаяся от страха в самый темный угол трюма, попала в водоворот вместе с корками хлеба, щепками и недогрызенными переборками.
А Штурвал сорвало с палубы и унесло в открытое море.
Там он долго плавал в компании с разными течениями и однажды в страшный ураган спас жизнь одному моряку с тонущего парохода.
Человек уцепился за Штурвал, и тот два дня как мог утешал его, ободряюще поскрипывая и вертя в воде колесом.
Потом их обоих подобрали рыбаки-туземцы.
Человек увез Штурвал к себе на родину, в далекую страну.
Спасенный оказался владельцем большого рыбацкого сейнера.
Теперь на капитанском мостике, рядом с новейшими приборами и электронными аппаратами, стоит горделиво наш старенький деревянный Штурвал, вздыхает и поскрипывает.
Мечтает.
О чем? Наверное, о чем-то далеком и прекрасном...
Начинался шторм.
На берегу, полузасыпанный песком, лежал на боку старый Баркас.
Баркас тяжело скрипел и вздыхал.
Он знал - это его последний шторм.
Прогнившая обшивка не выдержит ударов волн.
Еще час, два - и обломки его унесет в море.
И только огромный деревянный Штурвал не разделял его тревог.
Могучее колесо Штурвала, потемневшее от впитавшейся морской соли и отполированное человеческими руками за столько лет, повернуто к бурлящему морю.
Старый Штурвал мечтал.
Он был неисправимым романтиком, как и его друг - Капитан.
Они вдвоем долгими месяцами бороздили морские просторы, стараясь не обращать внимания на ворчания и жалобы Баркаса, которому "нужен теплый и спокойный док, обеспеченная достаточным количеством дегтя и краски старость, а не всякие там путешествия-приключения..." Потом Капитан состарился.
Все реже приходил он навещать свой кораблик в порту.
Корабельный Штурвал очень скучал без своего друга.
Он вспоминал далекие плавания, стаи летающих рыб и ветви красно-желтых кораллов в глубине океана.
И тогда брызги-капельки, ползущие по ручкам его колеса, казались слезами на морщинистом стариковском лице.
Но чаще Штурвал весело крутил колесом, воображая себя в открытом море: "Курс зюйд-зюйд-вест! Пятнадцать градусов влево! Поворот овер-штаг!"
И сейчас он думал о том, как нелегко в такую погоду судам в море, как громады кипящих пеной волн обрушиваются на палубы, закруживая водовороты и сбивая с ног моряков в резиновых плащах.
Ему хотелось быть там, с ними, помочь, выручить.
Но Штурвал был накрепко вделан в палубу.
"Отпусти меня," - просил он. "Не отпущу! - ворчал вредный Баркас.
- Вот еще! Не хватало, чтобы такелаж разбегался с корабля и шлялся где попало!" В самый разгар спора на палубу освежиться вышла старая корабельная Крыса.
Она еще помнила те времена, когда корабль, гудя туго натянутыми винтами, сходил со стапелей в свое первое плавание.
Крыса прожила долгую и спокойную жизнь в трюме, среди ящиков с провиантом и матросских гамаков.
Она разгрызала мешки с зерном, воровала у матросов сухари и обрезки вяленого мяса.
То, что не могла съесть сразу, Крыса прятала в разные темные уголки корабля.
У нее было столько тайников, что о многих она и сама позабывала.
Крыса считала трюм своей собственностью, и ее очень раздражало, когда какой-нибудь матрос норовил пристукнуть ее шваброй или запустить тапочкой в тот момент, когда она совершала вечерний обход своих владений.
Теперь для корабельной Крысы наступило раздолье.
Припасов у нее было вдоволь, тапочки и швабры исчезли вместе с гамаками и матросами.
Когда Крысе хотелось чего-нибудь вкусненького, она грызла переборки трюма, пропитанные запахами грузов из далеких южных стран.
Последние два зуба она сломала, жуя кусок перегородки с запахом австралийского манго.
Закутавшись в кусок тельняшки, Крыса сидела на мокрых досках и, недовольно топорща усы, наблюдала за Штурвалом.
- Что, все скрипишь? - Крыса вразвалочку подошла к Штурвалу.
Попробовала откусить кусочек колеса.
Нет.
Крепковат пока.
Ничего! Скоро солененькая морская водичка смягчит дерево.
- Вот стоишь ты тут, - Крыса достала из щели между досками зернышко и принялась его жевать, ловко пере6ирая лапками,- никому не нужный, трухлявый мечтатель.
Пользовались тобой, пока молод был, - и выкинули! Другое дело - я! Смотри: всю жизнь жила для себя - никто мне не нужен, я никому не нужна.
Никаких мечтаний, только суровая быль.
Спокойно живу, в сытости и довольстве.
День прошел - прекрасно! Ночь пролетела - тоже хорошо! Думаешь, я не была романтиком? Была.
По молодости, еще крысенком, жила я на камбузе, рядом с ящиком для картошки.
Ох уж страха натерпелась! Все ходуном ходит, тарелки-вилки летают, и кок все норовит половником прихлопнуть - вот и вся романтика.
Слушал ее Штурвал, слушал, и лопнуло у него терпение.
Потянулся он всеми своими деревянными частями, распрямился.
- Как ты не понимаешь! Разве можно сравнивать морскую даль с теснотой трюма или резкий клич буревестника с мирным плеском волн? Тысяча морских чертей! Разве не тревожат душу рассказы о страшных чудовищах глубин и подводных гротах-лабиринтах, где корсары прячут сундуки с сокровищем? Вот это жизнь! Ты живешь морем, служишь ему.
Ты - часть великого морского братства, где главный закон - помоги попавшему в беду.
Где бы ты ни был - спеши! Разве это не счастье - дарить счастье? Разве это не жизнь, - спасти жизнь другому? Старая Крыса давно уже съела зернышко и теперь чистила коготками шерстку.
Слова Штурвала не трогали ее трюмную душу.
Вдруг удары волн стали яростнее, и шторм обрушился на Баркас с новой силой.
Крыса сиганула в трюм, а Штурвал, весь дрожа, кричал навстречу стихии: "Реви! Круши, бей! Настоящий моряк не боится шторма, и мы с Капитаном никогда не боялись его! Разрази меня гром, если мы снова не устоим перед тобой!" Но тут старый Баркас не выдержал и с облегченным вздохом развалился.
Надоело старику бороться с морем и ветром.
Старая Крыса, забившаяся от страха в самый темный угол трюма, попала в водоворот вместе с корками хлеба, щепками и недогрызенными переборками.
А Штурвал сорвало с палубы и унесло в открытое море.
Там он долго плавал в компании с разными течениями и однажды в страшный ураган спас жизнь одному моряку с тонущего парохода.
Человек уцепился за Штурвал, и тот два дня как мог утешал его, ободряюще поскрипывая и вертя в воде колесом.
Потом их обоих подобрали рыбаки-туземцы.
Человек увез Штурвал к себе на родину, в далекую страну.
Спасенный оказался владельцем большого рыбацкого сейнера.
Теперь на капитанском мостике, рядом с новейшими приборами и электронными аппаратами, стоит горделиво наш старенький деревянный Штурвал, вздыхает и поскрипывает.
Мечтает.
О чем? Наверное, о чем-то далеком и прекрасном...
