В ожидании климакса ( Виктория Измайлова, Роман Сидоров )

Удушливо жарким июльским днем по невыразимо пыльной дороге направлялся в общий походный стан Радогор, удалой дружинник князя Мстислава Дулебского.

Пот крупными едкими каплями катился по загорелому дружинничьему лицу, черты которого, не лишенные своеобразного обаяния, не были, однако, отягощены и признаками глубокого интеллекта.

Неопределенного цвета Радогоровы космы, многие месяцы не знавшие гребня, при сравнении безнадежно проигрывали роскошной гриве его трофейного коня.

Этим утром союзные племена дулебов и боричей, наконец, взяли и дочиста разграбили византийский город Адрианополь, при штурме которого Радогор в очередной раз подтвердил свою репутацию лучшего из воинов, первым забравшись на городскую стену и поразивши противника без счету.



Дурацкий приказ толстобрюхого князя Мстислава застал доблестного ратника в азартный момент разграбления дворца местного архонта, доводя таким образом до ума строптивого Радогора непреложную истину: незаменимых у нас нет! И вот теперь, когда славянские дружины усиленно предавались победной оргии, Радогор, еще не очухавшийся от недавней сечи и злой, как сотня разъяренных вепрей, пластался на этом пекле с никому ненужным донесением в сапоге.



Какие там награды за совершенные подвиги! Законно награбленная Радогорова добыча осела в безразмерных карманах княжьих прихлебателей.

Даже вина оскорбленному герою перед дорогой не плеснули, а бурдюк коварно наполнили родниковой водой, и та до того нагрелась на солнцепеке, что в пору было индюшат шпарить.



Кое-как накопив слюну, Радогор выплюнул набившуюся в рот пыль, с остервенением огрел плетью холеного скакуна и, сжимая до побеления здоровенные кулаки, гневно взревел: "Пузатый ублюдок! Надо же, как повернул, клещ ненасытный! Из-за поганого папируса на всю жизнь человеку настроение испортил! Они там бочками отборные вина хлещут, а я тут песок тоннами глотай! Но я свое возьму! При первом же случае упьюсь, как животное, и примусь колобродить! Этот боров обнаглевший и его подхалимы точно на дубы полезут! Так и будет, клянусь хвостом Велеса!"

Однако вид возникшей перед ним тенистой рощицы на склоне горы с беззаботно журчащим ручейком подействовал на взбешенного ратника умиротворяюще.



Довольно хмыкнув, обрадованный возможностью передохнуть, он направил коня в прохладную лиственную сень и даже, было, весело запел хриплым басом: "Врагу не сдается наш гордый варяг, пощады никто не желает!" Но внезапно небо над ним потемнело, и под резким порывом ветра всадник уткнулся физиономией в гриву скакуна.



Не успел Радогор головы поднять, чтоб хоть мельком взглянуть, что за пурга над ним бушует, как получил сокрушительный удар в спину и под громоподобное хлопанье гигантских крыльев растянулся на земле рядом с одуревшим от неожиданности жеребцом.

Кое-как придя в себя, поверженный ратник сфокусировал взгляд на размытом грязном пятне, медленно и неровно движущемся по небу в направлении Балканских гор.

Уняв усилием воли пляску радужных пятен перед глазами, вопреки здоровому скепсису, Радогор вынужден был признать, что свалившаяся на него напасть была ничем иным как жирным летающим ящером, вроде тех, что рисовали на фресках древние ромеи.

- Вот же те гноище, брюхолетина! - с надрывом заголосил враз пришедший в обычную кондицию добрый молодец.

- Да разрази меня Перун, если я из тебя, косопузого, давленины не сделаю! Да я!... Не тратя далее времени на обзывания и угрозы, алчущий крови Радогор с устрашающей решимостью вскочил на трофейного иноходца и ринулся вдогон чешуекрылому чудищу.

Давненько прославленного ратника никто так не опрокидывал, и в свете уязвленного самолюбия в сознании Радогора напрочь самоликвидировались и бочкообразная фигура князя, и важность засапожного послания.

Распаленный благородным гневом воин мчался, не разбирая дороги, слету преодолевая ручьи и овраги, а невзначай попавшийся ему ромейский конный разъезд в считанные минуты был посечен в окрошку.

Однако Радогор, несмотря на завидную мобильность, давно потерял из виду своего обидчика.

Хорошо еще, что дракон ему попался вредный и безалаберный.

Всюду, где бы он ни пролетал, оставались следы его изощренного вредительства: то разнесенный вдребезги сарай, то разворочанная мельница, то стадо одуревших от ужаса коров.

В общем, сволочью эта тварь оказалась порядочной.

По таким вот преступным отметинам и отслеживал дружинник извилистый драконий путь.

К концу дня всадник добрался-таки до подножия гор, на вершинах которых, очевидно, и обитала мерзкая ящерица.

Коня пришлось бросить.

А вы что хотели? Что его теперь, в десны целовать? Всю ночь Радогор, обдирая в кровь руки, рискуя свернуть шею, почитай, в кромешной тьме, остервенело карабкался на скалы.

Лишь жажда мести, неукротимым пламенем пылавшая в его груди, да недюжинная сила позволили ему уцелеть и обнаружить логово гнусного птеродактиля.

Заря едва занималась, а несгибаемый мститель, весь в ссадинах и кровоподтеках, пошатываясь от изнеможения, возник на краю широкого уступа перед огромной норой, уходящей глубоко в гору.

- Вот он, падло! - одними губами выдавил ратник и рухнул на бок в приступе подступившей вдруг усталости.

Дракон, серо-зеленый, напоминающий необъятными формами жиротрепещущего хряка, безмятежно дрых, неуклюже раскинув конечности, в дюжине шагов от Радогора.

Отвратительное создание невыносимо смердело, с каждым всхрапом испуская новую порцию вони.

Запах показался бывалому дружиннику до боли знакомым.

Злобная радость, владевшая им дотоле, сменилась яростным возмущением: от крылатого супостата разило концентрированным перегаром.



Пакостный змеище попросту был мертвецки пьян! Мигом припомнив жестокий византийский облом и муки жажды, познанные в пути, испытывая чудесный прилив сил от волны вскипающего гнева, геройский ратник не по-хорошему возопил: "Зашибу каракатицу золотушную! Трудящему человеку за всю жизнь капли не перепадет, а тут какой-то игуанодонт осклизлый мало того, что прорву благородного напитка даром извел, так еще и на людей кидается! Перун всемогущий, да где ж это видано?!"

С этими словами Радогор вскочил и рванулся к дракону, размахивая тяжеленным двуручным мечом, мощный удар которого и обрушил на темечко беззащитной ящерицы.

Полоса неудач в Радогоровой жизни, видимо, еще не завершилась: верное боевой оружие дружинника от соприкосновения с сей заскорузлой твердыней разломилось надвое.

Много повидавший на веку воин, так и не распрямившись после своей сокрушительной атаки, на некоторое время застыл на манер ромейской статуи.

Досматривавший очередной кошмар дракон, меж тем, беспокойно завозился, по-детски зачмокал и принялся капризно всхлипывать.

Радогор нервно захихикал.

Посторонние квохчущие звуки, неприятно вплетаясь в гнетущие драконьи видения, подтолкнули ящера к зыбкой границе сна и реальности.

Тяжелые, слипшиеся от грязи и беспробудного пьянства веки дракона дрогнули в безуспешной попытке приоткрыться.

В правой ноздре живо завибрировал сизый тягучий пузырь.

Глубокая неэстетичность земноводного раздражала донельзя, отчего обескураженный, было, змееборец заново вошел в раж и вдохновенно пнул ирода по сопатке.

Затем, судорожно натянув боевые рукавицы, дружинник принялся методично молотить необъятную вражью рожу.

Безнадежно расставшись с остатками сна, бедное животное обиженно запыхтело и в ужасе выпучило глаза, разглядывая нападающего.

Остервенелый представитель человечьего племени, хоть и был крупней и наглей себе подобных, слава Богу, опасности не представлял.

- Тьфу ты, пропасть! - облегченно фыркнуло чудовище и ловко сгребло зарвавшегося возмутителя спокойствия когтистой лапой.

- Шта ты тут разбушлатился, шницель бесстыжая?! Аль смерти ищешь? Развелось по свету хулиганья, считайте меня коммунистом! - Ты еще, лишенец, про хулиганье чирикать будешь! - огрызнулся Радогор, силясь высвободиться из железной драконьей пятерни.

- Кто коня трофейного чуть не изувечил?! Кто мне башку чуть не своротил?! Бабушка твоя беззубая?! Это ж надо на безвинного человека диким кулем свалиться?! Сколопендра тропическая! - Ты мою бабушку не трожь.

Какой такой конь? Какая башка? Моя вот, того гляди, расколется без посторонней помощи.

Не помню я ничего! Амнезия, сечешь? - Дракон загрустил и обреченно вздохнул.

- Ну, да Бог с ним, с твоим ослом.

Полечиться мне надо.

Может, и вспомню чего.

Ты вот что.

Пить-то будешь? - Пить?! - возмущенно переспросил Радогор, но, на мгновенье призадумавшись, несколько смягчился и протянул со снисходительной ленцой.

- Ладно уж, составлю компанию.

Чем угощать-то собрался? Найдется у тебя чего покрепче? Ароматным ручейком, радуя взор и обоняние, заструилось янтарного цвета вино.

Хозяин щедро лил себе в серебряное ведерко, а гостю в граненую золотую чашу, усыпанную рубинами величиной с небольшую сливу.

- Старое херонейское! - похвастал ящер.

- Триста лет назад уворовал! У меня тут все ворованное да награбленное, вон, сколько барахла всякого! И впрямь, драконья пещера была битком набита винными бочками и амфорами, разномастным оружием и доспехами, полуистлевшим тряпьем и битыми горшками.

Многократно припадая к живительной влаге, то за знакомство, то за здоровье присутствующих, недавние недруги скоро расположились друг к другу и разговорились.

Дракона, того на старых дрожжах и вовсе понесло, и он пустился в реминисценции.

- Да разве ж я тебя, паря, обидел, - говорит, - так, ненароком задел.

Видел бы ты, что я творил лет эдак с тыщу назад! Я ж целые города терроризировал, издевался всячески! Корабли топил, леса-посевы полымем жег, народ жрал штабелями и охапками.

Одних девиц невинных слопал больше, чем ты за всю жизнь курят видал! Дани, понятно, собирал несметные, из последних портков население вытряхивал.

А лет триста назад отловил я десятка два богомольцев, в Святую землю рвались.

Ну, я их того, оприходовал.

Все честь по чести, масло, перец, аджика, хмели-сунели.

Ох, горгону мне в тещи! Это уж потом, поутру осмыслил я, что они мне, сердечные, со сковороды проповедовали.

Ужас! Башка болит, совесть чище икоты допекает! Худо, мочи нет! Шиш, думаю! Буду теперь по-приличному жить! Не поверишь, креститься даже хотел, честное пионерское! Шугнул монастырь, набрал литературы.

Вон в углу лежит! Три года безвылазно читал, пил и плакал.

Потом чувствую, не могу, тянет какую-нибудь пакость совершить! Лопаюсь прямо от вредности и коварства! Ну, думаю, не готов я еще для праведной жизни! Потужил, было, но сильно расстраиваться не стал.

Иные святые и те по молодости зело косорезили.

Вот к старости одряхлеют, касатики, присмиреют и без всяких тому помех ударяются себе в благочестие, за уши не оттащишь! Я так мыслю, гормоны это все! Это они, проклятые, пуще бесов на путь истинный встать не дают! Толкают, понимаешь, на всякие безобразия.

Одна надежда у меня теперь - на климакс.

Это дело к старости разыгрывается.

Гормоны сами собой в организме выветриваются, душа от дурных влияний очищается, и на этой почве махровым цветом всевозможные добродетели распускаются.

- Да на кой они тебе сдались, добродетели эти хреновы? - поинтересовался Радогор.

- Эх, да кабы я знал! В том-то и загвоздка вся, что нету мне от них никакой прибыли, морока одна да переживания! Чтоб дракон в райских кущах нежился - таких прецедентов не было, так что вечной жизни мне все равно не видать, да и ни к чему мне она, своя обрыдла.

Веры особой ни в Бога, ни в Дьявола у меня нету.

Не убедили меня богословы христианские.



Да только чтиво монастырское не на пользу мне пошло: возлюбил я сдуру эти добродетели пресловутые, мочи нет! Только о них одних и думаю! Доведет меня эта любовь безответная до полного истощения! Я ведь, паря, не то что человечины, рыбешки за триста лет не съел! Не лезет в пасть, хоть ты тресни! Жалко любую тварь задрипанную до умопомрачения! Только старые запасы и выручают, соленья-варенья, медок.



- дракон смахнул непрошеную слюну и покосился на Радогора, - как жить буду веков через двадцать, когда продукт кончится, ума не приложу.

И так на полтонны похудел, минимально! А уж прошлые-то грехи покоя не дают! Совесть гложет, как ротвейлер, одно от нее спасение - насандалиться до коматозного состояния.

Но и тут затруднения - с похмелья на порядок хуже становится.

Так, почитай, веками в запое и пребываю.

Одна радость осталась - в округе покуролесить, народ постращать, чтоб уважать не забывали.

- Ридный мой дракоша! - замотал головой Радогор, - мыслимо ли животному такую муку терпеть?! Что ж ты себя так изводишь, как раба галерного?! По мне - так все просто, живи себе да живи.

Вот, к примеру, война.

Сплошное убийство и грабеж, насилие с вакханалией.

А попробуй расслабься да начни с супротивником цацкаться, враз зачистят и не помилуют! Свои тоже не лучше, вечно норовят изо рта кусок выхватить, урки ненасытные.

Как говорится, с волками жить.

Да что там! Чего человеку для полноты жизни надобно?! Чтоб походы были, сражения кровавые, чтоб врагов рубить надвое, города брать!



- Ага-ага! - бодро перебил его дракон, - чтоб грабить можно было, пьянствовать и девиц андромедить? Было это все в мире без счету! Тщета! Суета! Издержки подлой молодости! А пробовал ты благое дело совершить? Хотя бы старушку через овраг перевести? Не пробовал? То-то! Я вот в прежние времена сожрал бы тебя, не поморщившись, а сейчас, видишь, культурно вином потчую.





Думаешь, лучше было бы, если я на добродетелях крест поставил бы? Эх, это еще что! Когда климакса дождусь, непременно все свои богатства сирым и умалишенным раздам, до последнего дупондия! Хулиганить по окрестностям завяжу, может, даже клубнику при монастыре выращивать стану с этими, как их, с патиссонами! А то и вовсе схиму приму.



- И пить бросишь? - изумился Радогор.

- Брошу! - уверенно пообещал ящер, - брошу, считайте меня коммунистом! Вот допью с Божьей помощью то, что осталось тут, и все! К тому времени и климакс нагрянет.

У меня, паря, все просчитано! Дракон мечтательно вздохнул, нашарил под боком опустевшую амфору и, заглянув в нее, откинул бесполезную тару на груду самоцветов, придав ускорение точным движением хвоста.



- Философия моя простая! - продолжил дракон после минутной паузы, выламывая донышко семиведерного бочонка, - добро - оно без кнута и пряника быть должно! Ежели его из страха да за плату творить, что получится?! Рыночная экономика чистой воды! А ведь добро - оно в каждой твари живой задарма заложено.





Кабы не гормоны эти лукавые, на земле давно Рай построили бы, коммунизм бы сам собой наступил! Вы вот, люди, счастья своего не чуете! Ведь у вас как: не успеете в силу войти, ан уже и климакс, получите свои добродетели в полном комплекте! Это наш брат сидит да киснет, как очередь к стоматологу.



Дискриминация, одним словом! Сраженный драконьей эрудицией Радогор ожесточенно ковырял в зубах золотым гребнем.

Через полчаса напряженного труда, когда от хлипкого гребня с треском отлетела за угол добрая половина, дружинник, обхватив переполненную впечатлениями голову, протяжно замычал, чем изрядно напугал дракона.

- Чего ты, паря? Перебрал что ль? Худо тебе?



- Да не худо мне, дракоша! - успокоил Радогор хозяина, - Я еще семь раз по столько выпить могу! Заназидал ты меня, запутал в конец! Вся жизнь моя передо мной встает, как медведь дрессированный! И с какого бока ни погляжу - кругом твоя правда! Аж зло берет! Чего только я не накуролесил, с кем только не флиртоманил на почве губительной молодости! Не-ет, больше я в эту гормональную зависимость не впаду! По нраву пришлась мне твоя философия, хоть признаюсь, дюже она замысловатая, не понял я почти ничего.





Но про кнут и пряник - это ты крепко сказанул! Прямо-таки за живое меня задел, душу вывернул! Как после этого к людям-то возвращаться?! У них же на каждом шагу торги одни: я тебе - то, а ты мне за это - и то, и се! Ты меня, можно сказать, внутренней свободой заразил! Да плевал я теперь на княжьи посулы и наказания, аденому ему в гипофиз! Он мне же со своими планами великодержавными до естественного климакса, гад, и дотянуть не даст!

- Нашел, над чем голову курочить! -участливо откликнулся ящер, подавляя частую икоту, - да за каким тебе рожном в княжеские щупальца бросаться?! Селись у меня, нешто места мало? Вина и снеди навалом, не обездолишь.

Мне в одиночку климакса дожидаться никакой мочи уже нету! Давно мечтаю единомышленника найти, вот ты и обрелся! Так что, ежели ты, паря, не против, подобает нам как следует отметить твое новоселье.

Тронутый сим великодушием, Радогор без лишних слов отправился за очередным бочонком, растянувшись по дороге всего пару раз.

И пошел у них разговор содержательный, и полетели их дни, как осиновы листочки, и счету им они не ведали.

За долгие годы прикипели они душой друг к дружке.

Радогор, чтению обучившись, монастырскую литературу на сто раз проштудировал.

Дракон, осчастливленный обществом умнеющего на глазах собеседника, из пещеры вовсе вылетать перестал.

В округе о нем даже сказки сказывать забыли.

Много воды утекло, много старого херонейского было выпито.

Спиртное кончилось в субботу утром 22 августа 1942 года от Рождества Христова, когда до климакса, казалось, было рукой подать.

Мучимые зубодробительным похмельем друзья в тщетных стараниях исследовали все мыслимые резервуары спасительного зелья, но ничтожные результаты совместных усилий могли удовлетворить разве что недельного мыша.

Волей-неволей надо было выбираться из самозаточения на поиски необходимой дозы.

Приступили к сборам.

Превратившаяся в экстравагантные лохмотья одежда Радогора из приличия была заменена шикарным нарядом золотого шитья, вполне сносно сохранившимся в куче тряпья, служившей драконьей подстилкой.



- Александр Македонский нашивал, - с грустью пояснил дракон, любовно расправляя помятости грязным когтем, - почитай, любимый Сашин парадный прикид, музейный экземпляр! Ты уж береги его, по камням шибко не ерзай! Ты еще меч его возьми! Кто их знает, какой народ нынче по земле шастает? Может, оборзели до беспредела давно! Динариев побольше нагреби на случай инфляции, это у них дело регулярное.



Удовлетворенно оглядев экипировавшегося друга, дракон услужливо наклонил голову, приглашая его занять место у себя на спине.

- Ну что, устроился? Три-два-один-ноль! Поехали!! Свежий летний воздух ударил в головы засидевшимся в пещере приятелям чище сорокоградусной.

С непривычки каждая мелочь одновременно восторгала и умиротворяла отвыкших от прелестей внешнего мира затворников.

Ни единое облачко не оскверняло чистоты пронзительного небесного ультрамарина.

С высоты драконьего полета взору открывался живописный пейзаж, залитый розоватым светом утреннего солнца: виноградники и яблоневые сады, ломящиеся под тяжестью спелых плодов, и узкая горная дорога, по которой с радостной песней маршировал небольшой отряд в черной форме:

O, Tannenbaum! O, Tannenbaum!

Wie grün sind deine blätter!

- Хорошо поют! - восхитился пребывающий в эйфории дракон и плавно закружил над идущими, не обращая внимания на возникшую в их рядах нервозную активность и планируя ниже и ниже.

Песня внезапно прервалась и сменилась лихорадочными выкриками:

- Achtung! Achtung! Englisch Bombenflugzeug! Schnell! Feuer!

Невесть откуда взявшееся занятное сооружение, напоминающее средних размеров тумбочку, ощетинившуюся рощицей голых осенних стволиков, весело харкнуло огненным фейерверком в сторону мирно парящего животного.

- Пресвятая Богородица! - содрогнулся дракон и стал быстро терять высоту, несмотря на отчаянные удары крыльев.

Тумбочка внизу, не унимаясь, выплевывала новые настырные огоньки.

Ушедший в безнадежное пике дракон с грохотом ударился о землю, беспомощно царапая лапами песок.

Радогора подбросило и кувырком опрокинуло в пышный куст барбариса прямиком перед драконьей мордой.

В огромных зеленых глазах, недоуменно взирающих на дружинника, стыла смертная мука.

- Умираю, братка! - со свистом прохрипел ящер.

- Эк они меня уработали! Не судьба мне, видно, до климакса дожить! А ты беги, паря, худое здесь творится, а я тебе уж не помощник! Пещера со всем добром твоя теперь, кроме тебя ведь у меня никого нету.

Распоряжайся, как знаешь, хоть пропей все.

Главное, до климакса доживи, до добродетелей.

Прости, если что не так.

Прими, Господи, душу мою грешную.

С этими словами дракон уронил голову, обнажив нетронутые кариесом зубы, издал протяжный стон и упокоился навеки.

Ошеломленный нежданным горем Радогор несколько минут не в силах был пошевелиться, но победные вопли не прекращавших обстрела живодеров побудили его к действию.

Обнажив меч, он поднялся и медленно вышел из прикрытия, созданного драконьим телом.

Появление одетого в золото богатыря с поднятым над головой сияющим клинком не обескуражило раззадорившийся отряд.

Тридцать поганцев, вооруженных неведомым Радогору оружием, по инерции накрыли ратника шквальным огнем, но то ли руки у вражин росли не из того места, то ли фирменный Сашин костюмчик оказался заговоренным - ни одна пуля не задела доблестного дружинника, неукротимо движущегося вперед.

- У, ироды! - взревел Радогор, выверенным ударом снося голову первому подвернувшемуся под руку изуверу.

- Фашисты! Суки! Эсэсовцы! В траву полетела вторая голова.

В рукопашной схватке Радогору равных не было.

- Я вас, аспиды, к катаклизме приобщу! Я вас от перхоти вылечу! Я вам бифштекс с насекомыми обеспечу, считайте меня коммунистом! Жалкие представители отборных войск фюрера едва доставали макушками Радогоровы ключицы.

Побросав в суеверном ужасе очевидно бесполезные шмайсеры, поредевший отряд бросился врассыпную.

Дудки! Тигриными прыжками неумолимый славянский воин настигал каждого, рубя надвое то вдоль, то поперек.

Золотым смерчем носился он по бранному полю до тех пор, пока последняя белокурая бестия не утопила нарукавную свастику в луже собственной крови.

Однако победа над врагом не утолила отчаянья и жажды мщения Радогора.

Гневно сверкая очами, в ожесточении он побросал в глубокое ущелье и тела ненавистных фрицев, и всю их мерзкую амуницию.

Роковая тумбочка-огнеплюйка отправилась туда же. Лишь обнаруженные средь фашистского снаряжения канистры с французским спиртом были оставлены как трофей.

Покончив со всем этим, Радогор подошел к дракону.

Тот лежал, разметав могучие крылья, такой милый, такой родной и знакомый, как будто в очередной раз немного перебравший, что у Радогора похолодело в груди.

Цветные бабочки безбоязненно присаживались на мохнатые драконьи уши и пушистые ресницы, резвая синица уронила перо на его крутой лоб.

- Прощай, сэнсэй! - с трудом сдерживая слезы, прошептал Радогор.- Прощай, друг мой чешуекрылый! Добродетельней тебя не видел я ни человека, ни дракона! Один я теперь на свете остался, и до климакса, видно, далеко мне! Не смог я не отомстить за тебя, гормоны чертовы, всколыхнулись, не удержал.

Дай только срок, дождусь счастливого времени, освобожусь от страстей низменных! И пить брошу! Клятвенно обещаю тебе! Эх, кабы не она, проклятая.

С этими словами он нежно поцеловал дракона в еще влажный нос, взвалил на спину трофейные канистры и двинулся вверх по тропе.

Достигнув ближайшего уступа, он остановился и, поднатужившись, плечом столкнул вниз здоровенный валун.

С протяжным гулом понеслись под гору, цепляя друг друга, тяжелые камни, и вскоре дракон, и вся небольшая площадка, на которой только что разыгралось кровавое сражение, были погребены под высокой насыпью.

Радогор же грустно улыбнулся и пошел домой, в родимую пещеру.

Дожидаться климакса.