ПЕРВАЯ СТУПЕНЬ – ПОДГОТОВЛЕНИЕ. Жизнь пифагорейского послушника

Только с этого момента начиналось послушничество, называемое подготовлением (paraskéié), которое длилось не менее двух лет и могло продлиться до пяти лет.

Послушники или слушающие (akoustikoï) должны были соблюдать во время уроков абсолютное молчание.

Они не имели права ни возражать, ни расспрашивать своих учителей.

Они должны были принимать их поучения с молчаливым уважением и долго размышлять над ними в одиночеств.

Чтобы внедрить это правило в сознание нового слушателя, ему показывали статую женщины, окутанную белым покрывалом, с пальцем, приложенным к губам.

Музу молчания. Пифагор считал молодежь еще не готовой понимать происхождение и конец вещей.

Он думал, что упражнять молодых людей в диалектике и в рассуждении прежде, чем они не прочувствуют смысл истины, значило подготовлять софистов, исполненных претензий.

Он стремился прежде всего развить в своих учениках высшую способность человека: интуицию. Но он не брал для этой цели предметом своих толкований чего-либо трудного и таинственного.

Он исходил их естественных чувств, из основных обязанностей человека при его вступлении в жизнь, и показывал соотношение последних с мировыми законами.

Запечатлевая в сердцах молодых людей прежде всего любовь к родителям, он расширял это чувство отождествлением идеи отца с идеей Бога, великого Творца вселенной.



"Ничего нет почетнее звания отца", говорил он. "Гомер называл Юпитера королем Богов, но желая показать все его величие, он называл его отцом Богов и людей". Пифагор сравнивал мать с природой, великодушной и благодетельной; как небесная Кибела производит светила, как Деметра зарождает плоды и цветы земли, так питает мать своего ребенка всеми радостями, доступными для него.



Поэтому сын должен почитать в своем отце и в своей матери земных представителей этих великих божеств. Он доказывал, что любовь к родине происходит из любви, которую человек питал в детстве к своей матери.

Родители не даются нам случайно, как думает негодующий, но благодаря тому высшему порядку, связанному со всем предшествующим человека, который можно назвать его судьбою.

Родителей нужно уважать какие бы они ни были, а друзей своих нужно выбирать. Вступающим в пифагорейскую школу предлагали соединяться по двое, сообразно душевному сродству.

Младший должен был искать в старшем те качества, к которым сам он стремится, и оба товарища должны были возбуждать друг друга к лучшей жизни.

"Друг есть наше второе я. Его нужно почитать, как Бога" говорил Учитель.

Насколько по отношению к Учителю пифагорейские правила требовали абсолютного подчинения, настолько же в дружеских отношениях они предоставляли полную свободу; более того, Пифагор делал из чувства дружбы стимул всех добродетелей, поэзию жизни, путь к идеалу.

Таким путем будилась в учениках индивидуальная энергия, мораль оживотворялась и принимала характер поэзии, с любовью принятые правила жизни переставали быть стеснением и служили – наоборот – к утверждению индивидуальности.

Пифагор добивался, чтобы послушание было добровольным. Кроме того, преподавание морали подготовляло к восприятию философии, ибо связь, которая выяснилась между общественными обязанностями и гармонией Космоса, вызывала предчувствие всемирного закона аналогий и соответствий.

В этой связи и заключается основа мистерий, оккультного учения и всякой философии.

Ум ученика привыкал видеть печать невидимого порядка на всей видимой действительности.

Общие правила и краткие предписания раскрывали перспективы этого высшего мира.

Утром и вечером ученики пели под аккомпанемент лиры золотые стихи:

Воздай бессмертным Богам благоговейное поклонение

И сохрани затем твою веру...

Комментируя это правило, ученику разъясняли, что Боги, различные с виду, были в сущности одни и те же у всех народов, потому что они соответствуют тем разумным силам, которые действуют во всей вселенной.

Благодаря такому понимании, мудрый мог почитать Богов своей родины, имея в то же время совершенно иное представление об их сущности, нежели человек невежественный.

Терпимость ко всем культам; единство всех народов в человеческой эволюции, единство религий в эзотерической науке; все эти новые идеи начинали возникать в уме вновь вступившего ученика.

А золотая лира продолжала свои глубокие поучения: Почитай память благодетельных героев, Почитай бессмертный дух полубогов. За этими стихами вступивший начинал различать – как бы сквозь покрывало – божественную Психею, душу человеческую.

Небесный путь загорался перед его внутренним взором.

Ибо в культе героев и полубогов, посвященный созерцал учение о будущей жизни и тайну мировой эволюции.

Эта великая тайна раскрывалась перед учеником не сразу; его подготовляли к её восприятью, говоря ему о целой иерархии превышающих человека существ, называемых героями и полубогами, которые и являются его руководителями и покровителями его жизни.

К этому добавляли, что они служат посредниками между человеком и божеством, что через них, проявляя героические качества, он может достигнуть приближения к божеству.



"Но каким образом войти в сношение с этими невидимыми гениями? Откуда происходит душа? Куда уходит она? И зачем эта мрачная тайна смерти?" Вступающий не смел задавать этих вопросов, но их можно было угадать по выражению его лица; вместо ответа, учитель указывал ему на борющихся на земле, на статуи в храме и на просветленные души в небесах, этой "огненной крепости Богов", куда проникнул Геркулес.

В глубине античных мистерий все Боги сводились к единому верховному Богу.

Это откровение, понятое до конца, становилось ключом Космоса.

Идею эту сохраняли в тайн до посвящения в собственном смысл этого слова.

Вступивший не знал о ней ничего.

Ему давали лишь предвидение этой истины в отражениях, перенесенных на музыку и на числа.

Ибо числа, поучал Учитель, заключают в себе тайну вещей, а всемирная гармония есть совершенное выражение Бога.

Семь священных ладов, построенных на семи нотах семиструнника, соответствуют семи цветам света, семи планетам и семи видам существования, повторяющимся во всех сферах материальной и духовной жизни, начиная с самой смиренной и кончая самой великой.

Мелодии этих ладов, введенные в душу ученика, должны были настраивать ее и делать ее настолько гармоничной, чтобы она могла ответно вибрировать на каждое дуновение истины. Этому очищению души соответствовало и очищение тела, которое достигалось правильной гигиеной и строгой дисциплиной нравов.

Побуждать свои страсти было первым долгом посвященного.

Кто не привел свою собственную природу в гармонию, тот не может отражать и божественную гармонию. Но в идеал пифагорейской жизни не входил аскетизм, так как брак рассматривался у пифагорейцев как нечто священное.

При этом от учеников требовалось целомудрие, для посвященных же воздержание служило источником силы и совершенства.

"Уступать чувственности, значить соглашаться на унижение перед самим собою", говорил Учитель.



Он прибавлял, что сладострастие есть иллюзия, что его можно сравнить "с пением сирен, которые, как только приблизишься к ним, исчезают, а на месте их, откуда раздавалось пение, оказываются поломанные кости и окровавленные куски тела на скале, изъеденной морскими волнами; тогда как истинная радость подобная концерту Муз, который оставляет в душе следы небесной гармонии".

Пифагор доверял добродетели посвященной женщины, но относился с большим недоверием к женщине обыкновенной.

Одному ученику, который спрашивал Пифагора, когда же ему можно будет приблизиться к женщине, он отвечал: "когда тебя утомит твой покой".



Пифагорейский день распределялся следующим образом: как только пламенный диск солнца выплывал из голубых волн ионического моря, золотые колонны храма Муз, который возвышался над жилищем посвященных, молодые пифагорейцы пели гимн Аполлону, исполняя в то же время священный дорический танец, одновременно и мужественный и торжественный.

После обычных омовении совершалась прогулка по храму в полном молчании.

Каждое пробуждение рассматривалось как воскресение в новую жизнь.

Начиная свой день, душа должна была сосредоточиться, чтобы в целомудренной чистоте внимать последующему уроку.

Под сенью священной рощи ученики группировались вокруг самого Учителя, или вокруг его представителей, и урок происходил в тенистой свежести деревьев или под портиками храма.

В полдень произносилась молитва героям и доброжелательным гениям.

Эзотерическая традиция утверждает, что добрые духи приближаются к земле вместе с солнечными лучами, тогда как злые духи ищут темноты и появляются только с наступлением ночи.

Умеренный обед состоял обыкновенно из хлеба, меда и олив. Послеобеденное время посвящалось гимнастическим упражнениям, затем урокам, медитациям и внутреннему подготовлению к уроку следующего дня.

После заката солнца происходила общая молитва, пели гимн космогоническим Богам, небесному Юпитеру, Минерв, Провидению, Диан, покровительнице мертвых.

В это время ладан или иные фимиамы сжигались на алтаре под открытым небом, и звуки гимна, соединяясь с волнами ароматов, тихо поднимались в потемневшем воздухе, когда первые звезды зажигались в глубокой лазури неба.

День заканчивался вечерней трапезой, после чего самый молодой из учеников читал вслух, а самый старший пояснял прочитанное. Так протекали дни пифагорейцев, чистые и ясные, как утреннее небо без облаков.

Год вычислялся по большим астрономическим праздникам.

Так, возврат Аполлона гиперборейского и празднование мистерий Цереры соединял всех., и вновь вступивших учеников, и посвященных всех степеней, как мужчин так и женщин.

На этих празднествах молодые девушки играли на лирах, замужние женщины в пеплумах пурпурового и шафранного цвета исполняли чередующиеся хоры, сопровождаемые песнями с гармоническими переходами строф и антистроф, которые впоследствии переняла трагедия.

Во время этих торжественных празднеств, на которых, казалось, божественное отражалось и в грации движений, и в проникающей мелодии хоров, молодой ученик проникался предчувствием оккультных сил, могучих законов оживотворенной природы, глубоких тайн прозрачного неба.

Брачные церемонии и погребальные обряды носили более интимный, но не менее торжественный характер.



Иногда устраивалась оригинальная церемония, вероятно для того, чтобы поразить воображение учеников: когда кто-либо из них покидал добровольно школу и возвращался к прежней жизни, или когда ученик выдавал тайну эзотерического учения что случилось один лишь раз, посвященные воздвигали ему гробницу в ограде святилища, как бы для умершего.





Совершая эту церемонию, Учитель говорил: "он более мертв чем мертвецы, ибо он возвратился к дурной жизни; его тело двигается среди людей, но душа его умерла; будем оплакивать его". И эта гробница, воздвигнутая живому человеку, преследовала его подобно неотвязной тени, подобно зловещему предзнаменование.