Дельфийский храм Наука Аполлона Теория прорицания Пифия Феоклея

Из долины Фокиды улыбающиеся луга вели по берегам реки Плистиос к изрытой долине, расположенной в высоких горах.

Долина эта становилась все более узкой, а вся страна – все более пустынной и дико-величавой.

Наконец путник подходил к естественному цирку, образуемому из обрывистых гор, венчанных обнаженными острыми вершинами; то был настоящий электрический приемник, над которым разражались частые грозы.

И внезапно, в глубине горного ущелья появлялся город Дельфы, подобно орлиному гнезду, на скале, окруженной пропастями, над которыми господствовали обе вершины Парнаса.

Издали видны были сверкающие бронзовые статуи Победы, медные кони, бесчисленные золотые статуи, выстроенные рядами на священной дороге и стоящие подобно стражникам богов и героев – вокруг дорического храма Феба-Аполлона. Это место было наиболее священным в древней Греции.

Там пророчествовала Пифия; там собирались амфиктионы; там все эллинские племена выстроили вокруг святилища часовни, в которых хранились все жертвуемые сокровища.

Там группы мужчин, женщин и детей, приходивших издалека, поднимались по священной тропе, чтобы поклониться Богу Света.

С незапамятных времен Дельфы были местом поклонения народов.

Их центральное положение в Элладе и защищенная местность способствовали этому.

Необычайный вид окружающей природы поражал воображение. Позади храма находилась пещера с трещиной, откуда вырывались холодные пары, вызывавшие – по преданию – вдохновение и экстаз.

Плутарх рассказывает, что в очень древние времена один пастух, севший на краю этой трещины, начал предсказывать.

Сначала его сочли за сумасшедшего, но когда все его предсказания исполнились, случай этот обратил на себя внимание жрецов, которые и завладели пещерой и посвятили эту местность Божеству.

Отсюда и учреждение пророчества Пифии, которая садилась на треножник поверх трещины; вырывавшиеся оттуда пары вызывали в ней конвульсии, странные припадки и второе зрение, которым отличаются сомнамбулы.

Эсхил, показания которого имеют значение, так как он был сыном элевсинского жреца и посвященным, говорит в Эвменидах устами Пифии, что вначале Дельфы были посвящены Земле, затем Фемиде (справедливость), затем Фебее (Луна-Посредница) и наконец, Аполлону, солнечному Богу.

Каждое из этих имен представляет собой в символике храма различные древние периоды и обнимает целые века. Но известность Дельф начинается с Аполлона.

Юпитер, говорят поэты, желая узнать центр земли, выпустил двух орлов – от востока и от заката, и они встретились в Дельфах.

Откуда происходить это обаяние, это всемирное и неоспоримое значение, сделавшее из Аполлона греческого бога по преимуществу и сохранившее за ним навсегда непонятное очарование? История не говорит ничего по этому поводу.

Спросите ораторов, поэтов, философов, они дадут вам лишь поверхностное объяснение.

Истинный ответ на этот вопрос оставался тайной храмов.

Попробуем проникнуть в нее.

В орфическом смысле Дионис и Аполлон были два различные откровения одного и того же божества.

Дионис представляет собой эзотерическую истину, основу и внутреннюю суть вещей, открытую лишь для посвященных.

Он являет собой тайны жизни, прошедшие и будущие существования, отношения души к телу и неба к земле. Аполлон олицетворял ту же идею в её применении к земной жизни и к общественному порядку.

Вдохновитель поэзии, медицины и законодательства, он раскрывался в науке пророчеством, в искусстве – красотой, в судьбах народа – справедливостью, в этики – очищением.

Таким образом, для посвященного Дионис означал раскрытие божественного духа во вселенной, а Аполлоне – её проявление в жизни земного человека.

Жрецы давали об этом понятие народу посредством следующей легенды.

Во времена Орфея Вакх и Аполлон заспорили по поводу дельфийского треножника.

Вакх добровольно уступил его своему брату, а сам удалился на вершины Парнаса, где женщины Фив справляли его мистерии.

И действительно, оба великие сына Юпитера разделили владычество над миром между собой.

Один царствовал над таинственным и потусторонним; другой – над живущим на земле. Следовательно, под идеей Аполлона мы вновь находим солнечный Глагол, творческое Слово, великого Посредника, Вишну Индусов, Митру Персов, Гора Египтян.

Но древние идеи азиатского эзотеризма облеклись в легенде Аполлона такой пластической красотой и таким проникающим светом, который заставил их глубже внедриться в человеческое сознание, подобно "стрелам Бога, тем белокрылым змеям, который устремляются из его золотого лука", по выражение Эсхила.

Аполлон появляется из темноты великой ночи в Дэлосе, все богини приветствуют его рождение; он идет, он схватывает лук и лиру; его кудри развиваются по ветру; его колчан звучит за его плечами, и море начинает трепетать, и весь остров сияет в волнах золота и пламени.

Это – эпифания божественного Света, создающего порядок, сияние и гармонию, чудным отзвуком которых служит поэзия.

Аполлон направляется в Дельфы, где своими стрелами пронзает чудовищного змея, который мучил страну, возрождает край и основывает храм, являя собой образ победы божественного света над мраком и злом. В древних религиях змей символизировал и роковой круг рождений, и зло, исходящее отсюда.

А между тем из этой жизни, понятой и побежденной, возникает знание.

Аполлон, убивающий змея, есть символ посвященного, который побеждает природу знанием, укрощает ее волею, и, разрывая круг телесности, поднимается в сиянии духовности в то время, как разбитые звенья человеческой животности корчатся в прахе.

Вот почему Аполлон считается представителем искупления и очищения души и тела.

Забрызганный кровью чудовища, он искупил и очистил себя в течение восьмилетнего уединения под целебными лаврами Тэмпейской долины.

Аполлон, воспитатель людей, охотно пребывает среди них, в городах, в толпе юношей, участвуя в борьбе поэтов и на ристалищах, но надолго он не остается у них.

Осенью он возвращается на родину, в страну Гиперборейскую. Это – таинственная страна светлых и прозрачных душ, которые живут в вечном сиянии совершенного блаженства.

Там – его истинные жрецы и жрицы.

Он живет в глубочайшем общении с ними и когда желает дать людям свой лучший дар, он посылает из страны Гиперборейской одну из этих великих, светлых душ, чтобы она воплотилась на земле ради помощи смертным.

А сам он возвращается в Дельфы каждую весну, когда поются гимны.

Он появляется в своей гиперборейской белизне, видимый одним лишь посвященным, на колеснице, влекомой благозвучными лебедями. Он возвращается в свое святилище, где Пифия передает людям его пророчества и где ему внимают мудрецы и поэты.

И тогда начинают петь соловьи, Кастальский источник разливается серебряными струями и потоки небесного света и небесной музыки звучат в сердце человека и проникают даже в невидимые артерии природы. В этой легенде о Гиперборейцах просвечивает эзотерическая основа мифа об Аполлоне.

Под страной Гиперборейской следует понимать потусторонний мир, эмпиреи победивших душ, сияющих в своей неземной красоте.



Сам Аполлон олицетворяет свет, невещественный и разумный, из которого исходит всякая истина и физическим подобием которого является видимое солнце; влекущие его лебеди означают поэтов, высоких гениев, посланников его солнечной души, оставляющей после себя струящиеся волны света и музыкальных мелодий.

Таким образом, гиперборейский Аполлон есть сошествие неба на землю, внедрение духовной красоты в тело и кровь, излияние непреходящей истины чрез вдохновение и пророчества.

А теперь мы попробуем приподнять золотое покрывало легенд и проникнуть в самое сердце храма.

Каким образом возникло самое пророчество? Здесь мы прикасаемся к тайнам науки Аполлона и к дельфийским мистериям. Глубокая связь соединяла в древности пророчества с солнечными культами, и эта связь является золотым ключом всех древних мистерий.

Поклонение Арийцев солнцу, как источнику света, тепла и жизни, возникло при самом основании арийской цивилизации.

Но когда мысль мудрецов поднялась от проявленного мира к его причине, она постигла, что за этим осязаемым огнем и видимым светом скрывается невещественный огонь и свет разумения.

Первый мудрецы отождествили с началом мужским, с творческим духом или с разумной сутью вселенной, а второй – с его женским началом, с его организующей душой, с его пластической субстанцией.

Эта интуиции идет от незапамятных времен и встречается в древнейших мифологиях.

Она появляется в ведических гимнах под формой Агни, всемирного огня, проникающего все сущее.

Она раскрывается в религии Зороастра, эзотерическая сторона которой кроется в культе Мифраса.

Мифрас есть мужской огонь, а Митра – женский свет.

Зороастр ясно высказывает, что Предвечный создал посредством живого Глагола небесный свет, семя Ормузда, начало материального света и огня. Для посвященного в мистерии Мифраса, солнце – лишь грубое отражение этого света.

Из своей темной пещеры, своды которой были разрисованы звездами, он призывал солнце благодати, огонь любви, победителя зла, примирителя Ормузда и Аримана, очистителя и посредника, который обитает в душе святых пророков. В склепах Египта посвященные призывают то же солнце под именем Озириса.

Когда Гермес пожелал созерцать происхождение вещей, он почувствовал себя погруженным в эфирные волны живого света, в котором двигались все живые формы.

Затем, погруженный во мрак плотной материи, он услыхал голос и узнал в нем голос Света.

В то же время из глубин мрака вспыхнул огонь и немедленно хаос начал приходить в порядок и проясняться.

В Книге Мертвых души умерших медленно плывут к этому Свету в барке Изиды. И Моисей усвоил ту же доктрину в книге Бытия: "и сказал Бог: да будет свет.

И стал свет". Создание этого света предшествовало созданию солнца и звезд.

Это означает, что в порядке космогенеза невещественный свет предшествует вещественному.

Греки, которые отливали в человеческую форму и драматизировали самую отвлеченную идею, выразили ту же самую идею в мифе Аполлона Гиперборейского.

Таким образом, дух человеческий – путем внутреннего созерцания вселенной – пришел к познаванию вещественного света, элемента неосязаемого и невесомого, который служит посредником между материей и духом.

Можно было бы доказать, что современные физики приходят к тому же выводу с противоположного конца, исследуя состав материи и убеждаясь в невозможности объяснить ее одним материальным путем.

Уже в XVI веке Парацельс, изучая химические комбинации и трансформации материальных тел, пришел к выводу, что должна существовать всемирная оккультная деятельная сила, посредством которой все эти изменения происходят.

Физики XVII и XVIII века, которые смотрели на вселенную как на машину, утверждали абсолютную пустоту небесных пространств.

Но с тех пор как ученые признали, что свет не есть продукт лучистой материи, а вибрация невесомого элемента, – пришлось допустить, что все пространство наполнено бесконечно тонким флюидом, который проникает все тела и посредством которого передаются волны тепла и света.

Таким образом начали возвращаться к идеям физики и теософии древних Греков.

Ньютон, который провел всю жизнь, наблюдая движения небесных тел, пошел еще дальше.

Он назвал этот элемент или эфир sensorium Dei, или мозгом Бога, т.е. органом, посредством которого Божественная Мысль действуете как в бесконечно великом, так и в бесконечно малом.

Высказывая эту идею, которая казалась ему необходимой для выяснения движения небесных светил, Ньютон попал в самый центр эзотерической философии.

Эфир, который Ньютон нашел в пространстве, Парацельс нашел на дне своих реторт и назвал его астральным светом.

Гораздо позднее немецкий физик Рейхенбах в ряде научно обставленных опытов констатировал повсеместное присутствие этого невесомого элемента, тонкого, но необходимого проводника для невидимого физическому зрению света, от которого происходят всевозможные световые явления.

Рейхенбах заметил, что субъекты с очень тонкой нервной организаций, помещенные в темной комнате, в которой находится магнит, видят на обоих его концах ясные лучи красного, желтого и голубого цвета.

Некоторые видят эти лучи волнообразно двигающимися.

Он продолжал свои опыты со всевозможными телам и особенно с кристаллами.

Вокруг всех этих тел чувствительные субъекты видели светящиеся излучения.

Вокруг головы людей, помещенных в темной комнате, они видели белые лучи; из оконечностей их пальцев также исходил свет. В первом фазисе засыпания сомнамбулы видят иногда своего магнетизера с теми же признаками.

Чистый астральный свет можно видеть только в высшем экстазе, но он поляризуется во всех телах, соединяется со всеми земными флюидами и играет различные роли в электричестве, в земном и животном магнетизме.4

Главный интерес всех опытов Рейхенбаха состоит в том, что он подошел к границам, отделяющим физическое зрение от астрального; которое служит переходом к зрению духовному.

Опыты эти заставляют угадывать бесконечную утончаемость невесомой материи.

Продолжая подвигаться по этому пути, ничто не помешает нам представить себе ее в такой степени текучей, тонкой и всепроникающей, что она станет в некотором роде однородной с мыслью, служа для последней совершенным проводником. Мы видели сейчас.

что современная физика должна была признать всемирную невесомую действующую силу для того, чтобы объяснить мироздание, что она даже подтвердила её присутствие, не подозревая при этом, что тем самым подходит к древним теософическим идеям.

Попробуем теперь определить природу и назначение космического флюида с точки зрения оккультной философии всех времен.

Ибо относительно этой важной основы космогонии Зороастр сходится с Гераклитом, Пифагор с Апостолом Павлом, Каббалисты с Парацельсом.

Она распространена повсюду, Кибела-Майя, великая Мировая Душа, вибрирующая и пластическая субстанция, которую формует по своему усмотрению дуновение Творческого Духа.

Её эфирные океаны служат цементом, соединяющим миры между собою.

Она служит посредником между духом и материей, между видимым и невидимым, между внутренним и внешним вселенной. Скопляясь огромными массами в атмосфере, под воздействием солнца она разражается грозой.

Проникая в землю, она циркулирует внутри неё магнетическими токами.

Утончившись в нервной системе животного, она передает его волю различным частям организма, его ощущения – мозгу. Более того, этот тонкий элемент образует живые организмы, подобные материальным телам.

Ибо он служит субстанцией для астрального тела души, светящимся покровом, который дух ткет для себя безостановочно. Соответственно тем душам, которые он облекает, и соответственно тем мирам, которые он окружает, этот флюид преобразуется, утончается или сгущается.

И не только он воплощает дух и одухотворяет матерью, он отражает в своих живых недрах вещи, предметы, волю и мысли людей в беспрерывных отражениях.5 Сила и продолжительность этих образов пропорциональна силе воли, которая их произвела.

И в самом деле, не существует другого способа, чтобы объяснить внушение и передачу мыслей на расстоянии, эти приемы древней магии, в настоящее время признанные наукой.6

Таким образом, все прошлое миров дрожит в астральном свете в виде отраженных образов, и будущее пребывает там же вместе с живыми душами, который непреодолимой силой влекутся к воплощению на земле.

Вот – смысл покрывала Изиды и мантии Кибелы, в которую заткано все бытие. Из всего сказанного явствует, что теософическое учение об астральном свете тождественно с тайной доктриной Глагола-Солнца в религиях Востока и древней Греции.

Кроме того, выясняется, в какой связи с этой доктриной стоит учение о прорицаниях.

Астральный свет является в ней как передаточное средство для всех явлений ясновидения и экстаза и служит для их объяснения.

Он одновременно и проводник, передающий все вибрации мысли, и живое зеркало, в котором душа может созерцать отражение материального и духовного миров. Перенесенное в астральную область, сознание ясновидца выступает из пределов физических условий.

Мера пространства и времени изменяется для него.

Он начинает в некотором роде участвовать в вездесущности мирового астрального флюида.

Плотная материя становится для него прозрачной и душа, освободившаяся от тела, поднимается в свою собственную сферу, проникает путем экстаза в духовный мир и видит там души, облеченные в тончайшие тела, с которыми и входит в сношение.

Все древние посвященные имели совершенно точные понятия об этом втором зрении.

В пример можно привести Эсхила, который заставляет тень Клитемнестры говорить: "Посмотри на эти раны, твой дух может видеть их; когда мы спим, дух обладает более проницательным зрением; в великий день, не охватывают ли смертные несравненно более обширное поле зрения?"



Прибавим, что эта теория ясновидения и экстаза прекрасно согласуется с многочисленными опытами, произведенными учеными и медиками в наше время над сомнамбулами и ясновидящими всякого рода.7 Мы попробуем, сообразуясь с этими современными опытами, дать краткую характеристику различных психических состояний, начиная с ясновидения и кончая каталептическим экстазом.

Состояние ясновидящего транса есть психическое состояние, одинаково отличающееся и от сна, и от бодрствования.

Вместо того, чтобы уменьшаться, способности человека во время такого транса повышаются поразительным образом.

Его память становится более точной, воображение – более живым, ум – более быстрым.

Более того, новое чувство, принадлежащее уже не физическому организму, развивается в нем.



Он не только воспринимает мысли гипнотизера, что бывает и при явлениях внушения, которые необходимо причислить уже к явлениям сверхфизическим, – но ясновидящий может читать мысли присутствующих, видеть сквозь толстые стены, проникать на сотни лье в дома, где он никогда не бывал, и в интимную жизнь людей, которых никогда не знал.



Глаза его закрыты и не видят ничего, но дух его видит несравненно дальше и лучше, чем открытые глаза, и свободно проносится – по всем видимостям – в пространстве.8

Таким образом, если ясновидение с точки зрения тела – состояние анормальное, то с точки зрения духа это состояние вполне нормальное, только поднятое на высшую ступень.

Ибо сознание ясновидящего стало глубже и кругозор его несравненно шире.

"Я" человека осталось то же, но оно перешло на высший план, где его взор, освобожденный от ограничений физических органов, охватывает несравненно более широкие горизонты.9

Следует заметить, что некоторые сомнамбулы, подвергаясь пассам магнетизера, чувствуют себя залитыми волнами все более и более яркого света, тогда как пробуждение кажется им тягостным возвратом в темноту.

Внушение, чтение чужих мыслей, способность видеть на расстоянии, это уже факты, доказывающие независимое состоянии души, и они переносят нас выше физического плана вселенной, не заставляя нас покидать этот план.

Ясновидение отличается бесконечными разновидностями и являет собою гораздо большее число состояний, чем бодрствующее сознание.

По мере того, как человек поднимается по ступеням ясновидения, явления становятся все более редкими и все более необыкновенными.

Приведем лишь главные из этих состояний.

Созерцание прошедшего (retrospection) есть видение прошлых событий, сохраненных в астральном свет.

Прорицание (divination) есть предвидение будущих событий или путем проникновения в мысль живых людей, содержащую зачатки будущих поступков, или под высшим оккультным влиянием, когда в живых образах развертываются перед душой ясновидящего будущие события.

В обоих случаях это – проекции мыслей в астральном свете.

И, наконец, экстаз, который можно определить как созерцание духовного мира, где добрые и злые духи являются ясновидящему под человеческими образами и сообщаются с ним. При этом кажется, что душа действительно унеслась из тела, которое коченеет и носит все внешние признаки смерти.

Человеческие слова не могут передать – по уверению испытавших экстазы – красоту и великолепие этих видений, и чувство невыразимого единения с Божественной сутью, которую они переживают в это время.

Можно сомневаться в реальности этих видений, но не следует забывать, что раз способности души даже в состоянии ясновидящего сна обостряются в такой сильной степени, логика требует допустить, что в более высоком состоянии душа способна видеть и более высокую реальность.

В будущем люди признают за трансцендентными способностями человеческой души великое общественное значение и поставят их под контроль науки, опираясь при этом на воистину всемирную религию, открытую для всех истин.

И тогда наука, обновленная истинной верой и духом милосердия, будет уверенно ориентироваться в тех сферах, где умозрительная философия бродит в наше время ощупью и с завязанными глазами. Да, наука сделается зрячей и мощной в той мере, в какой в нее будет вливаться любовь к человечеству.

И возможно, что "как раз через двери сна и сновидения", как говорил Гомер, возвратится изгнанная нашей цивилизацией и безмолвно плачущая под своим покрывалом божественная Психея, чтобы снова овладеть своими алтарями.

Но как бы то ни было, различные явления ясновидения, наблюдавшиеся учеными и медиками XIX столетия, бросают новый свет на роль прорицаний в древности и на множество феноменов с виду сверх естественных, которыми наполнены летописи всех народов.

Конечно, необходимо отличать среди них вымыслы от истины, галлюцинации от истинных видений.

Экспериментальная психология наших дней учит не отбрасывать факты, которые входят в пределы возможных проявлений человеческой природы, а изучать их с точки зрения проверенных законов.

Если ясновидение есть способность души, нельзя выбрасывать пророков, оракулов и сивилл в область суеверия.

Предсказания могли практиковаться в древних храмах по определенным методам, в целях социальных и религиозных.

Сравнительное изучение религий и эзотерических продажи доказывает, что основы этих методов были всюду одинаковы, хотя применение их видоизменялось до бесконечности.

Искусство предсказания потеряло свое значение благодаря тому, что испорченность нравов вызвала всевозможные злоупотребления с одной стороны, а с другой стороны потому, что прекрасные явления в этой области возможны лишь через посредство людей исключительной духовной высоты и чистоты.

Искусство прорицания, как оно являлось в Дельфах, покоилось на тех же основах, и вся внутренняя организаций храма основывалась на этом искусстве.

Как и в великих храмах Египта, прорицание у Греков состояло из искусства и из науки.

Искусство состояло из проникновения в отдаленное прошедшее и будущее посредством ясновидения или пророческого экстаза; наука являлась методом вычисления будущего на основаны законов мировой эволюции.

Искусство и наука взаимно контролировали одна другую.



Мы не будем говорить о той науке, которая древними называлась генефлиалогия (предсказание по гороскопу), по сравнению с которой средневековая астрология лишь плохо понятый отрывок; упомянем только, что в нее входила эзотерическая энциклопедия, примененная к будущей судьбе народов и индивидуумов.



Очень полезная в смысле общих соображений она оставалась довольно проблематичной в применении.

Лишь первоклассные умы были способны пользоваться ею. Пифагор проник в глубину этой науки, когда оставался в Египте.

В Греции она владела менее полными и менее точными данными; и наоборот, ясновидение и дар прорицания были в Греции развиты довольно сильно.

Из истории известно, что дельфийская прорицания происходили с помощью женщин, и молодых, и старых, которые носили название Пифий и играли пассивную роль ясновидящих сомнамбул.

Жрецы давали толкования, переводили и приводили в порядок их прорицания, часто запутанные и неясные, благодаря недостатку развития у сомнамбулы. Современные историки не видят в дельфийских оракулах ничего иного, кроме эксплуатации народного суеверия с корыстными целями.

Но кроме серьезного отношения всего античного просвещенного мира к искусству прорицания при дельфийском храме, многие оракулы, приводимые Геродотом, как например, относящиеся к Крезу и к битве при Саламине, говорят в пользу прорицания.

Как и все в мире, искусство это имело свое начало, свой расцвет и свое увядание.

Под конец и сюда примешались обман и испорченность, о чем свидетельствует царь Клеомен, который подкупил главную жрицу Дельф, чтобы лишить Демарата царского трона. Плутарх написал трактат, в котором старался выяснить причины упадка оракулов.

И этот упадок признавался всем античным обществом за большое несчастие. В ранние эпохи искусство прорицания производилось с религиозной искренностью и с научной глубиной, которые поднимали его на высоту истинного священнодействия.



На фронтоне храма виднелась следующая надпись: "познай самого себя", а на входной двери – другая: "да не войдет сюда никто с нечистыми руками". Эти слова говорили каждому входящему, что страсти, ложь и лицемерие не должны переступать через порог святилища, и что внутри храма божественная правда должна царить без всякой примеси.

Пифагор явился в Дельфы после того, как обошел все храмы Греции.

Он оставался некоторое время у Эпименида, в святилище Юпитера; он присутствовал при олимпийских играх; он стоял во главе мистерий Элевсиса, где иерофант уступил ему свое первенствующее место.

Всюду встречали его, как власть имеющего; ожидали его также и в Дельфах.

Искусство прорицания приходило там уже в упадок, и Пифагор решил возвратить ему его силу, глубину и обаяние. Он появился в Дельфах не столько для поклонения Аполлону, сколько для просвещения его жрецов, для воспламенения их энтузиазма и для пробуждения их энергии.

Действовать на них значило действовать на душу самой Греции и подготовлять её будущее. К счастью, он нашел в храме чудное орудие, словно подготовленное для него Провидением. Молодая Феоклея принадлежала к коллегии жриц Аполлона.

Она происходила из семьи, в которой звание жреца было наследственное.

Величавое впечатление святилища, священные церемонии и торжественные гимны, праздники Аполлона пифийского и гиперборейского питали её юность. Она была, вероятно, одной из тех молодых девушек, которые питают отвращение к тому, что привлекает всех остальных.

Они не любят Цереру и боятся Венеры, ибо тяжелая земная атмосфера тревожит их, и физическая любовь, смутно предчувствуемая, кажется им насилием над душой, разбиванием их целомудренного существа. И наоборот, они необыкновенно чувствительны к таинственным влияниям, к астральным воздействиям.

Когда луна освещала темные рощи вокруг Кастальского источника, Феоклея видела по-всюду скользящие белые тени.

При дневном свете она слышала голоса.

Когда она глядела на лучи восходящего солнца, их световые вибрации погружали ее в экстаз, и ей слышались невидимые хоры.

И в то же время она была совершенно равнодушна ко всем внешним проявлениям культа; статуи богов оставляли ее совершенно безразличной, но она испытывала ужас при жертвоприношении животных. Она ни с кем не говорила о видениях, которые нарушали её сон.

Она чувствовала с предвидением ясновидящей, что жрецы Аполлона не обладают тем высшим светом, в котором нуждалась её душа.

Но они, с своей стороны, наблюдали за ней, желая склонить ее к роли Пифии.



Она же чувствовала себя как бы притягиваемой к высшему мирy, который оставался закрытым для неё. Кто были эти боги, от которых на нее веяло неземным дыханием? Она хотела знать это прежде, чем слепо отдаться им. Ибо больные души испытывают всегда потребность сознавать ясно даже и тогда, когда отдаются высшим силам.

Весь внутренний облик Феоклеи заставляет предвидеть, какое таинственное предчувствие и какое глубокое потрясение должны были взволновать её душу, когда она впервые увидала Пифагора и услыхала его выразительный голос, раздававшийся под колоннадами святилища Аполлона.

Она почувствовала присутствие посвященного, которого ждала её душа, она узнала своего Учителя.

Она хотела знать; и она узнает через него, а этот внутренний мир, который она носила в себе, он наконец раскроется перед ней его силою!

И он, с своей стороны, должен был узнать в ней с присущей ему проницательностью ту живую и тонко вибрирующую душу, которую он искал для передачи своей мысли и для внесения нового духа в храм.

После первого же взгляда, которым они обменялись, после первого сказанного слова, невидимая цепь связала жреца Самосского с молодой жрицей, которая молча слушала его, жадно воспринимая каждое его слово.

Не помню, кто сказал, что лира начинает вибрировать, когда поэт подходить к ней.

Так узнали друг друга Пифагор и Феоклея. На восходе солнца Пифагор вел продолжительный беседы с жрецами Аполлона, носившими название святых и пророков.

Он потребовал от них, чтобы и молодая жрица была допущена к этим беседам и была посвящена в его тайное обучение.

Таким образом она могла пользоваться уроками, которые учитель давал ежедневно в святилище. Пифагор достиг в то время полной зрелости.

Он носил белые одежды по-египетски и пурпуровую перевязь на лбу.

Когда он говорил, его серьезные, глубокие глаза проникали в душу собеседника, вызывая в нем глубокое волнение, и самый воздух вокруг него казался более легким и проникнутым духовностью. Беседы Самосского мудреца с высшими представителями греческой религии имели очень важное значение.

Вопрос шел не только об искусстве прорицания и о вдохновениях, но и о будущем Греции и о судьбах всего мира.

Знания и силы, которые он приобрел в храмах Мемфиса и Вавилона, придали ему высокий авторитет.

Он имел право говорить как власть имеющий с руководителями Греции, и он выполнил это со всею силою своего гения и со всем энтузиазмом сознанной миссии. Чтобы просветить и подготовить их сознание, он начал их знакомить с своей юностью, с перипетиями своей борьбы и с египетским посвящением.

Он говорил им об этом Египте, усыновившем Грецию, древнем и неизменном как покрытая иероглифами мумия в глубине его пирамид, но владеющим в своих склепах тайнами народов, языков и религии.

Он развернул перед их глазами мистерии великой Изиды, земной и небесной, матери богов и человечества.

Он провел их через все необходимые испытания и под конец дал им проникнуть вместе с собою в светлую область Озириса.

Вслед за тем, он раскрыл перед ними тайны халдейских магов, их оккультные знания, сохранявшиеся в массивных храмах Вавилона, где они вызывали живой огонь, в котором появлялись образы демонов и богов.

Слушая Пифагора, Феоклея испытывала потрясающие ощущения.

Все, что говорил он, отпечатывалось огненными буквами в её сознании, и все это казалось ей одновременно и необычным, и знакомым.

Поучаясь у него, она точно вспоминала забытое.

Слова Учителя заставляли ее перелистывать страницы вселенной, словно страницы книги.

Боги не являлись более перед ней под человеческим ликом, но в своей истинной сущности, которая создает формы и дает душу этим формам.

Она возносилась и опускалась вместе с ними в пространстве. Иногда ей казалось, что она выходить из своих границ и расплывается в бесконечности.

Таким образом воображение её проникало в невидимый мир, и те следы его, которые она находила в своей собственной душе, говорили ей, что в нем – истинная реальность, а физический мир не более, как одна видимость.

И она чувствовала, что её внутренние глаза скоро раскроются, чтобы непосредственно читать в невидимом. С этих высот Учитель возвратил ее внезапно на землю, заговорив о несчастиях Египта.



Развернув перед её сознанием все величие египетской науки, он показал затем, как она подвергалась вторжению Персов, какие ужасы проникли в Египет вместе с полчищами Камбиза, как разрушались храмы, сжигались на кострах священные книги, как убивались и разгонялись жрецы Озириса, как чудовище персидского деспотизма собрало под свою железную руку все варварские азиатские племена, явившиеся из центра Азии и из глубины Индии для того, чтобы ринуться на Европу.



Да этот растущий циклон должен был разразиться над Грецией так же неизбежно, как из скопившихся в воздухе туч неизбежно появляется гроза.

Могла ли раздробленная Греция противостоять этому страшному напору? Народы не могут избежать своей судьбы, если они не бодрствуют беспрерывно и неослабно.

И сам мудрый народ Гермеса и его Египет, не разрушился ли и он после шести тысяч лет процветания?

Жизнь Греции, красавицы Ионии, должна быть еще скоротечнее!.. Придет время, когда солнечный Бог покинет этот храм, когда варвары разрушат его, так что камня не останется на камне, и когда пастухи поведут свои стада пастись на развалинах Дельф.

При этих мрачных пророчествах лицо Феоклеи изменилось.

Она склонилась к земле и охватив руками ближайшую колонну, с остановившимися глазами, погруженная в свои внутренние видения, походила на гения Скорби, плачущего над погибшей Грецией. "Но, – продолжал Пифагор – эти тайны должны быть погребены в глубине храмов.

Посвященный привлекает смерть или отдаляет ее по своему произволу.

Образуя магическую цепь соединенной силы воли, посвященные могут воздействовать и на продление жизни народов.

От вас зависит задержать роковой час, от вас зависит процветание Греции, вы можете вызвать в ней сияние Аполлона.

Народы формуются по воле своих богов, но боги открываются лишь тем, которые их призывают. "Что такое Аполлон? Глагол Единого Бога, вечно проявляющийся в мир.

Истина есть душа Бога, а свет есть Его тело.

Мудрецы, ясновидящие и пророки видят Его; обыкновенные люди видят лишь тень Его.

Прославленные духи, которых мы называем героями или полубогами, пребывают среди этого света.

Вот истинное тело Аполлона, этого солнца посвященных, и без него не совершается ничто великое на земле.

Подобно магниту, привлекающему железо, мы нашими молитвами, словами и деяниями привлекаем божественное вдохновение.

От вас зависит осиять Грецию глаголом Аполлона, и тогда Греция преобразится в бессмертном свете!" Подобными речами Пифагор старался внушить жрецам Дельфийского храма значение их великой миссии.

Феоклея поглощала эти речи с молчаливой и сосредоточенной страстью.

Она видимо преображалась под чарами мысли и воли Учителя.

Среди изумленных старцев она стояла, вся – вдохновение и духовный восторг, с глазами расширенными и сияющими, словно перед ней проносились чудные видения светлых духов.

Однажды она погрузилась в глубокий ясновидящий сон.

Пять старших жрецов окружили ее, но она не чувствовала их прикосновения и не отзывалась на их голоса.

Пифагор приблизился к ней и сказал: "Встань и иди, куда посылает тебя моя мысль.

Ибо отныне ты будешь Пифией"! При звуке голоса Учителя дрожь пробежала по её телу, но глаза её оставались закрытыми.

Она видела внутренним взором. – Где ты находишься? – спросил Пифагор. – Я поднимаюсь.

все выше и выше. – А теперь? – Я плаваю в свете Орфея. – Что видишь ты в будущем? – Великие войны.

медные люди.

белые победы.

Аполлон возвращается в свое святилище и я буду его голосом.

Но ты, его посланник, ты покинешь меня.

И ты понесешь его свет в Италию. Ясновидящая с закрытыми глазами говорила еще долго, и звук её голоса был музыкальный, прерывающийся, ритмический.

Затем – внезапные рыдания, и она упала как мертвая.

Так вливал Пифагор свое чистое учение в её сердце и настраивал его подобно лире для восприятия дыхания богов.

Поднятая им на такую высоту вдохновения, она и для него стала факелом, при свете которого он мог измерять свою собственную судьбу, проникать в возможное будущее и направляться в безбрежные пространства невидимых миров.

Это животрепещущее доказательство истинности его учений поразило жрецов, вызвало в них энтузиазм и оживило их веру.

Отныне храм имел вдохновенную Пифию и жрецов, посвященных в божественные науки и искусства.

Дельфы могли снова стать центром жизни и духовной деятельности. Пифагор оставался среди них целый год и лишь после того, как жрецы были посвящены во всё тайны оккультного учения и Феоклея была вполне готова для своей миссии, – он направился далее, в Великую Грецию.