- 29, Apr 2023
- #1
Эту сказилку писала не Гусеница.
А Очень Хороший Человек, Пожелавший Остаться Неизвестным.
Как я пообещала, имени не называю, но и присвоить себе сказилку не хочу.
Тем более, что судьба у этой сказилки была трудная.
Она провела несколько месяцев на шкафу, научилась охотиться на мух, скучать, впадать в некое подобие летаргического сна и все равно надеялась, что ее когда-нибудь напишут.
Раз в неделю, когда со шкафа вытирали пыль, и сказилку брали на руки, она открывала глазки и раз за разом получала в ответ: "Не сейчас". И снова тянулись дни.
А потом сказилку все же сняли со шкафа, постирали в раковине с мылом, отмыли ей все грязные лапки, вытерли пушистым полотенцем, расчесали, накормили, напоили чаем, завязали бантик на макушке и - написали.
Та самая спасенная сказилка К концу лета зарядили дожди.
Земля на пустыре размокла и хлюпала, на дне консервной банки, заботливо укрытой ярким пластиковым пакетом, упрямо копилась ржавая лужица, и оно теперь все чаще коротало непогоду под навершием ворот, вместе с нахохлившимися воробьями.
Дождь постукивал серыми пальцами по неплотно пригнанным доскам; в щелях набухали капли.
Оно ежилось и чихало, пугая воробьев, ерзало на жердочке и разглядывало людей.
Люди прятались под мокрыми зонтами.
Но разглядывать их было интересно.
Интереснее, чем короткую асфальтовую дорожку по другую сторону ворот, упиравшуюся в заросший травой пустырь.
Давным-давно на пустыре хотели сделать детскую площадку.
С гремящей жестяной горкой, непременной кучей песка, радостно-скрипучими качелями и деревянными идолами Кота-в-Сапогах и Бабки-и-Дедки.
С тех далеких пор остались только одинокие ворота с надписью «В сказку» и пустырь.
На котором оно и завелось.
Завелось еще в начале лета, незадолго до солнцестояния.
Во время одуванчиков, коротких светлых дождей, упругих облаков и вездесущей пыльцы.
Тогда оно прыгало на надутых пакетах, пускало зайчиков консервными крышками, разглядывало жуков сквозь осколки бутылок и плело в траве гнезда.
Чтобы лежать в теплых солнечных лучах и смотреть, как меняется цвет неба.
Ему было весело.
Но чем длиннее становились ночи, тем чаще оно задумывалось, что пора бы ему уже случиться.
Однако люди, ходившие мимо пустыря, и даже собачники из окрестных домов, регулярно посещавшие пустырь по важным делам своих псин, совсем не хотели, чтобы с ними что-то случалось.
И никто, совсем никто не верил в надпись на воротах.
А оно пряталось в своих травяных гнездах или в большой консервной банке под ярко-желтым пакетом, подглядывало за людьми и грустило.
Недолго и несильно - облака еще были упруги, а ветер пах пыльной листвой и горячим асфальтом.
Но дожди шли все чаще и облака расползались по серому небу клочьями ваты.
Ему начали сниться сны.
Оно научилось зевать.
И сидеть на жердочке целыми днями, печально разглядывая людей.
Оно просто еще не знало.
Что сны копятся внутри, мешаясь с солнечными зайчиками, облаками, одуванчиками и ожиданием осени, настаиваясь в настоящее.
И что все чудеса обязательно случаются.
А Очень Хороший Человек, Пожелавший Остаться Неизвестным.
Как я пообещала, имени не называю, но и присвоить себе сказилку не хочу.
Тем более, что судьба у этой сказилки была трудная.
Она провела несколько месяцев на шкафу, научилась охотиться на мух, скучать, впадать в некое подобие летаргического сна и все равно надеялась, что ее когда-нибудь напишут.
Раз в неделю, когда со шкафа вытирали пыль, и сказилку брали на руки, она открывала глазки и раз за разом получала в ответ: "Не сейчас". И снова тянулись дни.
А потом сказилку все же сняли со шкафа, постирали в раковине с мылом, отмыли ей все грязные лапки, вытерли пушистым полотенцем, расчесали, накормили, напоили чаем, завязали бантик на макушке и - написали.
Та самая спасенная сказилка К концу лета зарядили дожди.
Земля на пустыре размокла и хлюпала, на дне консервной банки, заботливо укрытой ярким пластиковым пакетом, упрямо копилась ржавая лужица, и оно теперь все чаще коротало непогоду под навершием ворот, вместе с нахохлившимися воробьями.
Дождь постукивал серыми пальцами по неплотно пригнанным доскам; в щелях набухали капли.
Оно ежилось и чихало, пугая воробьев, ерзало на жердочке и разглядывало людей.
Люди прятались под мокрыми зонтами.
Но разглядывать их было интересно.
Интереснее, чем короткую асфальтовую дорожку по другую сторону ворот, упиравшуюся в заросший травой пустырь.
Давным-давно на пустыре хотели сделать детскую площадку.
С гремящей жестяной горкой, непременной кучей песка, радостно-скрипучими качелями и деревянными идолами Кота-в-Сапогах и Бабки-и-Дедки.
С тех далеких пор остались только одинокие ворота с надписью «В сказку» и пустырь.
На котором оно и завелось.
Завелось еще в начале лета, незадолго до солнцестояния.
Во время одуванчиков, коротких светлых дождей, упругих облаков и вездесущей пыльцы.
Тогда оно прыгало на надутых пакетах, пускало зайчиков консервными крышками, разглядывало жуков сквозь осколки бутылок и плело в траве гнезда.
Чтобы лежать в теплых солнечных лучах и смотреть, как меняется цвет неба.
Ему было весело.
Но чем длиннее становились ночи, тем чаще оно задумывалось, что пора бы ему уже случиться.
Однако люди, ходившие мимо пустыря, и даже собачники из окрестных домов, регулярно посещавшие пустырь по важным делам своих псин, совсем не хотели, чтобы с ними что-то случалось.
И никто, совсем никто не верил в надпись на воротах.
А оно пряталось в своих травяных гнездах или в большой консервной банке под ярко-желтым пакетом, подглядывало за людьми и грустило.
Недолго и несильно - облака еще были упруги, а ветер пах пыльной листвой и горячим асфальтом.
Но дожди шли все чаще и облака расползались по серому небу клочьями ваты.
Ему начали сниться сны.
Оно научилось зевать.
И сидеть на жердочке целыми днями, печально разглядывая людей.
Оно просто еще не знало.
Что сны копятся внутри, мешаясь с солнечными зайчиками, облаками, одуванчиками и ожиданием осени, настаиваясь в настоящее.
И что все чудеса обязательно случаются.