В Соединенных Штатах Конгресс одобрил в феврале 2003 г.
увеличение бюджетов на 2003 г.
как Национальных институтов здравоохранения, так и Национального научного фонда.
Америка не одинока, тщетно пытающаяся компенсировать схлопывание рынков капитала и финансистов, не склонных к риску.
В 1999 году канцлер Гордон Браун открыл программу «модернизации британской науки» и коммерциализации ее продуктов стоимостью 1,6 миллиарда долларов.
Это сверх 1 миллиарда долларов, инвестированных в период с 1998 по 2002 год. Бюджеты Совета медицинских исследований и Совета исследований биотехнологии и биологических наук за одну ночь увеличились в четыре раза.
Фонд University Challenge Fund должен был предоставить начальный капитал в размере 100 миллионов долларов для покрытия расходов, связанных с наймом управленческих навыков, защитой интеллектуальной собственности, созданием прототипа или подготовкой бизнес-плана.
Еще 30 миллионов долларов пошли на стартовое финансирование высокотехнологичных и рискованных компаний в Великобритании.
По данным Программы развития ООН (ПРООН), 29 крупнейших промышленно развитых стран инвестируют в НИОКР более 600 миллиардов долларов в год. Основная часть этого капитала предоставляется частным сектором.
По данным Британской ассоциации венчурного капитала, в Соединенном Королевстве, например, государственные средства затмеваются частным финансированием.
С 1983 года более 80 миллиардов долларов было вложено в 23 000 компаний, около половины из которых работают в секторе высоких технологий.
В этих фирмах занято три миллиона человек.
В 2001 году инвестиции выросли на 36 процентов и составили 18 миллиардов долларов.
Но это британское изобилие является глобальным исключением.
По данным MoneyTree Survey, даже в самой горячей области наук о жизни в 2002 году объем венчурных инвестиций упал на 11 процентов.
Согласно отчету компании Ernst & Young о технологиях Альберты за 2002 год, опубликованному в марте 2003 года, канадский сектор высоких технологий находится в упадке, поскольку в 2002 году в стартовый капитал было вложено менее 3 миллиардов долларов США – и это несмотря на щедрые соответствующие фонды и налоговые льготы, предложенные многими провинциями в качестве начального капитала.
а также федеральное правительство.
В Израиле венчурный капитал упал до 600 миллионов долларов в 2002 году, что составляет одну пятую от уровня 2000 года.
Осознавая этот катастрофический разворот в настроениях инвесторов, израильское правительство создало 24 инкубатора высоких технологий.
Но они способны лишь частично удовлетворить финансовые потребности менее 20 процентов представленных проектов.
По мере того, как правительства компенсируют колоссальную слабость, вызванную прекращением частного финансирования, они пытаются рационализировать и сэкономить.
Комиссия Нью-Джерси по медицинскому образованию и обучению недавно предложила объединить три государственных исследовательских университета штата.
Растущий дефицит федерального бюджета и бюджета штата, вероятно, окажет дополнительное давление на и без того напряженные отношения между научными кругами и штатом, особенно в отношении приоритетов исследований и распределения все более скудных ресурсов.
Эти трения неизбежны, поскольку взаимодействие между технологиями и наукой сложно и плохо изучено.
Некоторые технологические достижения порождают новые научные области: сталелитейная промышленность породила металлургию, компьютеры — информатику, а транзисторы — физику твердого тела.
Научные открытия также приводят, хотя обычно окольным путем, к технологическим прорывам — рассмотрим примеры полупроводников и биотехнологий.
Таким образом, можно с уверенностью обобщить и сказать, что технологический сектор — это лишь более заметная и привлекательная верхушка серого айсберга исследований и разработок.
Военные, университеты, институты и промышленность по всему миру ежегодно вкладывают сотни миллиардов долларов как в фундаментальные, так и в прикладные исследования.
Но правительства, безусловно, являются наиболее важными спонсорами чисто научных исследований.
Наука широко воспринимается как общественное благо – ее выгоды являются общими.
Разумным людям лучше было бы сидеть сложа руки и копировать результаты исследований, а не производить широко тиражируемые открытия самостоятельно.
Правительство должно вмешаться и предоставить им стимулы для инноваций.
Таким образом, в сознании большинства обывателей и многих экономистов наука ассоциируется исключительно с финансируемыми государством университетами и оборонным ведомством.
Такие изобретения, как реактивные самолеты и Интернет, часто рекламируются как примеры гражданских преимуществ финансируемых государством военных исследований.
Например, фармацевтическая, биомедицинская, информационная и космическая отрасли, хотя и в основном частные, в значительной степени полагаются на плоды неконкурентной (то есть общедоступной) науки, спонсируемой государством.
Большинство из 501 корпорации, опрошенных Министерством финансов и налогов Канады в 1995-1996 годах, сообщили, что государственное финансирование улучшило их внутренний денежный поток, что является важным фактором при принятии решения о проведении исследований и разработок.
Большинство бенефициаров заявили о налоговых льготах сроком на семь лет и зафиксировали рост занятости.
В отсутствие эффективных рынков капитала и предприимчивых капиталистов некоторые развивающиеся страны довели эту склонность до крайности.
На Филиппинах почти 100 процентов всех НИОКР финансируется государством.
Сокращение потоков прямых иностранных инвестиций - они сократились почти на три пятых с 2000 года - только сделало участие государства более необходимым.
Но это не универсальная тенденция.
Южная Корея, например, осуществила успешный переход к частному венчурному капиталу, который сейчас – даже после азиатских потрясений 1997 года и глобального спада 2001 года – составляет четыре пятых всех расходов на НИОКР.
Таким образом, поддержка повсеместного вмешательства государства в науку — это переусердство.
Большинство прикладных исследований и разработок по-прежнему проводятся частными промышленными предприятиями.
Даже «чистая» наука, не запятнанная жадностью и коммерцией, иногда финансируется частными пожертвованиями и фондами.
Более того, каналы участия государства в исследованиях — университеты — лишь слабо коррелируют с растущим благосостоянием.
Как поясняет Элисон Вулф, профессор педагогики Лондонского университета, в своем плодотворном труде «Имеет ли образование значение? Мифы об образовании и экономическом росте», опубликованном в 2002 году, дополнительные годы обучения и более широкий доступ к университету не обязательно приводят к ускорению экономического роста.
(хотя технологические инновации явно влияют).
Теренс Кили, клинический биохимик, вице-канцлер Букингемского университета в Англии и автор книги «Экономические законы научных исследований», является одним из растущей группы ученых, которые оспаривают интуитивную связь между поддерживаемой государством наукой и экономическим прогрессом.
.
В интервью, опубликованном в марте 2003 года журналом Scientific American, он рассказал, как обнаружил это: «Из всех ведущих индустриальных стран Япония – страна, инвестирующая меньше всего в науку – росла быстрее всего.
Японская наука впечатляюще развивалась в условиях невмешательства.
Ее наука была на самом деле чище, чем в Великобритании или США.
Страны с наименьшими инвестициями Были Франция и Германия, и они росли следующими по темпам роста.
А странами с максимальным объемом инвестиций были США, Канада и Великобритания, дела которых в то время шли очень плохо».
The Economist соглашается: «Правительствам трудно выбрать победителей в сфере технологий».
Инновации и наука прорастают или мигрируют в страны с жесткими законами в отношении прав интеллектуальной собственности, функционирующей финансовой системой, культурой «нестандартного мышления» и традициями передового опыта.
Правительство может только устранить препятствия – особенно бюрократическую волокиту и торговые тарифы – и подтолкнуть ситуацию в правильном направлении, инвестируя в инфраструктуру и институты.
Налоговые льготы необходимы на начальном этапе.
Но если власти вмешаются, они обязательно разрушят науку и вызовут сожаление со стороны ученых.
Тем не менее, все формы финансирования науки – как государственные, так и частные – отсутствуют. Государственная щедрость идеологически ограничена, часто распределяется неправильно, неэффективна и беспорядочна (недавними примерами являются исследования стволовых клеток и клонирования в США).
В Соединенных Штатах мегапроекты, такие как сверхпроводящий суперколлайдер, в которые уже вложены миллиарды долларов, были внезапно прекращены, как и многие другие схемы, связанные с обороной.
Кроме того, некоторые знания, полученные в ходе исследований, финансируемых государством, запрещены для общественного достояния.
Но промышленные деньги могут быть и хуже.
Он поставляется с прикрепленными веревками.
Например, корпоративные доноры неоднократно скрывали коммерчески вредные результаты исследований лекарств.
Коммерческие организации вряд ли будут поддерживать фундаментальные исследования как общественное благо, которое в конечном итоге будет доступно их конкурентам в качестве «побочной выгоды».
Это понятное сопротивление душит инновации.
Нет недостатка в предложениях, как квадратурировать этот круг.
Цитируется в Philadelphia Business Journal, Дональд Дрейкман, генеральный директор принстонской биотехнологической компании Medarex, предложил в феврале 2003 года поощрять фармацевтические компании отказываться от технологий, которые они решили отложить на полку: «Точно так же, как вы видите, как маленькие компании выходят из исследований, проводимых в Гарвард и Массачусетский технологический институт, Стэнфорд и Беркли в Калифорнии — мы могли бы сделать это с помощью Johnson & Johnson и Merck».
Это было бы корпоративным эквивалентом Закона Бэя-Доула 1980 года.
Этот закон сделал как академические учреждения, так и исследователей владельцами изобретений или открытий, финансируемых государственными учреждениями.
Это вызвало волну беспрецедентного самофинансируемого предпринимательства.
В последующие два десятилетия количество патентов, зарегистрированных университетами, увеличилось в десять раз, и они выделили более 2200 фирм для коммерциализации результатов исследований.
При этом они произвели 40 миллиардов долларов валового национального продукта и создали 260 000 рабочих мест. Ничто из этого не финансировалось государством, хотя, по данным The Economist's Technology Quarterly, 1 доллар исследований обычно требует до 10 000 долларов капитала, чтобы выйти на рынок.
Это предполагает четкое и взаимовыгодное разделение труда: правительства должны взять на себя расходы на фундаментальные исследования, а частный капитал должен сделать все остальное, стимулируемое передачей интеллектуальной собственности от государства к предпринимателям.
Но это поднимает множество спорных вопросов.
Такая схема может привести к тому, что промышленность будет зависеть от достижений чистой науки от государства в качестве своего рода скрытой субсидии.
Приоритеты исследований неизбежно будут политизированы и приведут к массовому нерациональному использованию скудных экономических ресурсов посредством политики «свиных бочек» и навязывания «национальных целей».
НАСА с его лозунгом «давайте отправим человека на Луну (прежде, чем это сделает Советский Союз)» и бессмысленной Международной космической станцией является печальным проявлением таких опасностей.
Наука — единственное общественное благо, которое производится отдельными людьми, а не коллективами.
Этот внутренний конфликт трудно разрешить.
С одной стороны, почему государственный бюджет должен обогащать предпринимателей? С другой стороны, инвесторы, ориентированные на прибыль, стремятся к временным монополиям в форме прав интеллектуальной собственности.
Зачем им делиться этим рогом изобилия с другими, как вынуждены делать чистые ученые? Партнерство между фундаментальными исследованиями и прикладной наукой всегда было непростым.
Он вырос еще больше, поскольку денежная отдача от научных открытий резко возросла, а капитал, доступный для коммерциализации, увеличился.
На карту поставлено будущее самой науки.
Если правительства уйдут из этой области, фундаментальные исследования, скорее всего, потерпят крах.
Если бы они управляли этим на микроуровне, пострадали бы прикладная наука и предпринимательство.
Это прекрасный баланс, но, судя по состоянию университетов и стартапов, к тому же ненадежный.
-
Серийные Убийц?
19 Oct, 24 -
Правда О 529 Планах Сбережений Для Колледжа
19 Oct, 24
