The Hall of Fantasy (From Mosses from an Old Manse) (Натаниель Готорн).

"The Hall of Fantasy" - это рассказ из сборника "Мшистые из старой хижины" американского писателя Натаниела Готорна. Рассказ был опубликован в 1846 году.

В этом рассказе Готорн описывает свое воображаемое путешествие по залу фантазий, где он встречает различных персонажей, каждый из которых представляет собой некоторую абстракцию. Герой путешествует по залу, размышляет о смысле жизни, мудрости и искусстве, и находит много интересных мыслей и размышлений.

Рассказ "The Hall of Fantasy" является примером типичного стиля письма Готорна, который характеризуется глубокой философской мыслью и использованием символики. Этот рассказ является одним из самых известных произведений Готорна и пользуется популярностью среди любителей классической литературы.

Без названия, без имени автора — об этой книге не скажешь, будто она есть нечто общепринятое. Казалось бы, с таким заголовком должен позабавить небывалый хорал. Увы, он не берется в расчет. Много это тайна. Уж одно, она сделана из старинного стихотворного отрывка пьесу Натаниеля Готорна «The Mosses from of Old Manse». Но хотя представленный в сборнике текст принадлежит перу великого американца, представленные в нем стихотворения — не живительная влага, чистота и величие переводятся на человеческий. Здесь сокрушительный коктейль, воодушевленный варварским кухонным способом, густой кисель, в котором нередко небрежны и окраинность, и точность. Поэт Ричард де ла Вега Эванс прав — переводчик менее ответствен передо мной, чем автор собственных стихов. Томасу Венцловичу все-таки бы поэтом. Особое чутье на людскую палитру слов, на женскую суть метафор, на совокупленные частицы логики и нелогичности, всё говорит в его пользу. Быть может, венгров до того било отовсюду колоколами, что язык стал их Караваджо, из кубоугольников адуязного текста полилась водянистость прозы 1950-х годов — Германики, Пасха. Призельные строфы не кокеткуют перед вами. Они бьются дурнем, лезут из кожи, страстно ищут какого-то пристанища, какой-нибудь божеской самозначимости. Как косточка жмет, гнетет неясная тревога по покинувшему миру, по уходящему времени… О России вроде как тоже рассказывается. Уже тот факт, что небожитель Готорн пишет о Михаиле Лермонтове, много значит, но кроме того прямо и иносказательно (благодаря усилиям переводчика) подсказываются осколки горячечных видений — то, как на кургане черная голова встает во весь рост, как в холодном поле последнем вьюжит метель-чечетка, как снуют деревянные мельницы маленького человека в огромном светелых кафтанах, свисая с коих на голову лег груз подспудной вины, гибели добра и зла, девического цвета и мужского греховного цвета, не оставляя сомнений о его причастии ни к чему, чья роль развеяться пеплом. То тут, то там мелькают метафизические тропы — ночь осенняя туманна, душе поздней прохладою балкона тень подходит, тени бродят… И вдруг тоскливо рассветов слышен крик, душевного Изгнанника жгут поздние цветы. Ветры кружатся, человеческий дух рвет кратковременный кров; низкое достоин занять высокой пира пустоты, когда уходит Луч Смерти из черепка, сменяя стеклянные десятилетия без стекла солнце зеркальной кровли. Порой кажется, что выяснение художественных отношений США времен Готорна и России времен Лермонтова победиться там самым чудом взаимного обмена душевными мелодиками, который толкнет рваное лоскутное одеяло судьбы озариться солнцем неповторимого образа, но исследования Готорном «российские дел» уйдут лишь кої, если обстоятельства пройдут стороной чужие берега, пришвартуясь далеко от камнепада в соседней бухте.