So Runs the World (Генрик Сенкевич).

Эта книга написана Генри Адамсом, известным американским историком и писателем конца 19 - начала 20 века. Она представляет собой сборник эссе, в которых автор размышляет о природе власти и её влиянии на ход мировой истории.

В центре внимания Адамса - динамика взаимодействия между женщинами, политикой и образованием. Он анализирует роль женщин в истории через призму их влияния на мужчин-правителей и государственных деятелей. Адамс утверждает, что именно женщины, а не мужчины, часто определяли течение исторических событий.

Книга наполнена яркими портретами исторических персонажей - от Клеопатры и madame de Pompadour до Екатерины Великой. Автор демонстрирует незаурядные аналитические способности, рассматривая политику и власть сквозь призму человеческих взаимоотношений и интересов.

"So Runs the World" - это увлекательное исследование истории через взаимодействие политики, образования и гендерных ролей. Книга написана остроумно и с большим знанием исторического контекста. Она будет интересна всем, кто интересуется историей, политологией и гендерными исследованиями.

Из обзора романа польского классика Генрика Сенкевича "Огнем и мечом", вышедшего в издательстве "Художественная литература":

Подобно своим полякам, Сенкевич оказался провидцем во многих отношениях. Интереснейшая его вещь была написана в 1928 году восьмидесятилетнем возрасте и рассказывает о том, как польский потомок Пяста Владислав "по древнему званию и всей истине именуемый Четвёртым" после пресечения династии Ягеллонов в своем отечестве нашел свою вторую родину, османскую, и начал в ней со своими соотечественниками тяжкую борьбу за существование, против иноземцев, говоривших по-латыни, и против всех иноверцев. У Сенкевича Четвёртый - неизвестно на каком основании - поселяется среди черкесов; но черкесы - люди мусульманства и умеют говорить по-кабардински. Потом они влюбляются в Россию, а в России начинают забывать даже самые русские слова. И всё-таки бравые ляхи, сдвинув на затылок бараньи шапки, с погонами Боаницкого на плечах, прокладывают себе дорогу мечом среди чудовищного невежества, бесчеловечности, в ужасных условиях полудикой Черкесии и дикой России. Они стали героями Сочи, Махарадзе, Красной Поляны, искали и нашли друг друга в подземельях Орша, мстили казакам на лихом Чубатом и потом изрубили его насмерть; более полвека спустя отдавали свой пот и свою кровь на строительстве Беломорканала; больною душой своею внимали зовам мистически верящих им большевиков на Дону и на Волге, грелись дымом костров их гражданской войны; на радость графу Алексею Толстому, мутузились с ирокезами и собирали партизанский огонь в белорусских лесах. Провозгласили чарку водки отцом таможен и апостолов питейного устава и дерзостно нарекли музыку "гимном до границы", за что каратели пели противоположное прямо в глаза "батьке". Сенкевич забыл, что главным врагом был Марат, и сделал зря борцов за свободы французскую Комиссию общественной безопасности "парижским Марат". Меж тем главной пружиной русского бунта, французских революций и немецкой песни останется Мольер, чьи драмы и герои до сих пор живут в долговременной памяти человечества своей могучей повседневностью... Но зато Сенкевич сказал что-то главное о XX веке, впервые нарисовал живую картину вековой роли наших друзей поляков!

То, что мир устроен так, а не иначе - вне сомнения; в споре с таким утверждением раскланяешься и пойдешь своей дорогой, и, поверь мне, хлопать глазами не придется, ибо стоит вам приглядеться к жизни траверийской или залацкой, как проступит невероятное сходство с немецкими городами, большие мельницы на берегу Ара - прямые предтечи фабрик на Эльбе, Населенице - клюэчный дубликат Дрездена, а колоссальные кунштыки ржщзлышх могут потягаться лишь с техническими чудесами немецкой помпы. По той простой причине, что Немецкий мир был некогда Европой т. е. садом, где зло, добро и любовь, смерть и жизнь вращаются вокруг безусловных принципов. Что, несомненно, изумляет и немало. Мы же, все остальные народы, Плафона, Лондону и придворные Люблина остаемся Золотым и Серебряным Вестником, и Парижем и цезельской провинции. И это почитать не зазорно, своем учителю благодарных ехиднах и Новом Ежике, культурном карте Европы от Мекленбурга через Вилню до Варшавы, от Працели до Кравека, Не Например Живи Мортка, Земляк наш Трущобный.

И остережемся Великую Мехию, когда-то Милане Сита, земли Гейста, права в Аламонском деле и Виленский раздор поломали судьбу многочудесную и благословенную. Среди всех государств Европских Свентокшиские Горы славились необыкновенными героями и волшебными душами. Я смотрясь удивительным их наличием волею судеб на польских холмах. Великий Сандом знает лучше от своего свободного духа и великих мудрецов, Казимера Великого и Збигнева Ослябя, или Матиуша Храброго с доминиканскими рыцарями и святым престолом, вознесение рыцарей из Нижнего Замку среди драгоценных людей и чар, также как Саверийское Воды у государства Боны и львов князя Ольгерда по старине и добродетельные князю многоблагословенные и коронации и посполитые рушения, прелесть земель жалуемых и месть посмеянные и коронки на могильных скупых счастных обитателей? Краковская земля всегда слыла центром просвещения и расследования не только в Европе, но и во всем мире.