The Caxtons: A Family Picture — Volume 02 (Эдвард Бульвер-Литтон).

Это второй том семейной саги «Кекстоны», написанной английским романистом Эдвардом Бульвер-Литтоном. Повествование продолжает историю семьи Кекстонов – отца-ученого, его сына Остина и племянника Роланда.

В этой части основное внимание уделено Остину, который решает покинуть отчий дом и отправиться странствовать по миру в поисках приключений и литературного вдохновения. Его путешествие полно неожиданных поворотов, встреч с интересными людьми и романтических увлечений.

Тем временем дома отец Остина погружается в работу над историческим трудом, а юный Роланд тайком читает рыцарские романы и мечтает о подвигах. Судьбы героев переплетаются в захватывающем сюжете, полном юмора и философских размышлений.

В целом, это увлекательное продолжение саги о поисках своего предназначения представителями семьи Кекстонов. Книга наполнена тонким психологизмом, остроумием и мудрыми наблюдениями.

The Caxton Volume Two. This, the second of ten books comprising a "family-history" of the Caxton family, which includes some of England's most famous printers and booksellers, is a novel by Edward Bulwer-Lytton (1803-73). Told in reticent, period language, it follows the fortunes of the fifteen-year-old Caxon of Cambridge throughout his adolescence and somewhat unlikely marriage in 1492 to "Miss Alice de la Herberie," a Barbadian woman with an ailing mother.\nIt has been said that "this novel stands alone" among Bulwer Lytton's work — devoted as it is to a semiprofane past, largely cast in a traditional dramatic mode, heavy with coded passages and amorous delights, but conceived with the aim of ascribing weight and air of documentary verification to an invented family anecdote.\nDans Certain Circles, however, It Is Often Accosted As Generic Melodrama.\nThe Caxtons are a shadowy manipulative family, driven by a strong unstated purpose into dealing where the law strictly or agreed conspires with the good name and happiness of others.\nSuch an atmosphere is conveyed in the late Caxon volume through the machinations of mrs Caxon and her various forces, factions and servants, thereby creating an impression of political complexity in which ambiguous alliances the near-symbiotic relationships of selfish ambition, family loyalty active political expediency, and even of espionage.\nIts episodic nature , village "stories" successively mounting this turbulent intertwining of acute personalities operating with divorcements of morality, lavish detail and an appealing sense of surface the realism.\nAs always with Bulwer, Bewilderment at his narrative rhythms and his powerful visions — smooth explorations of native strangeness and exotic display set in the shadow of Furnival's Folly — may sneak up on the visitor, Myth Builders Via Michelangelo Mixing an Exciting Amalgam Of Fable and Fact Into Brilliant and Alluring Symbolism That Retains the Best of British Literature.\nThis Continued Review.

Во 2-м томе "Caxtons's family picture" Бульвер (сын сэра Эдварда Бульвер Литтона, баронета из Плейндел, графство Мерионетшир) собрал не только интересные (и многочисленные) портреты представителей трех поколений Бульверов,— добавляя еще фактов, подробностей, неопубликованных писем к фамильным архивам, — но и свой портрет натуры англичанина XVIII века, в пору революций и переворотов в морали, духа и социальной жизни, и характерный портрет своего времени на Западе. Как и мелкие английские семьи той поры, Бульверы подвизаются на малых ролях в большой истории: первыми мучениками Просвещения, слепыми его воинами; среди предковБульверов и граф Эссекский, и одна из покровительниц салона госпожи Бронте, так что вновь само графство Эссекское теплется в истории Бульверов. Остроумен исторический фон, горьколик портрет наследственной бедности Бульверова рода, но занятнее весь поток воспоминаний собственных и чужих, собственных горестей, бед, смехоты и приключений, полный мелких интриг общества и всей полноты духовной жизни позднего Просвещения и ранней Викторианской эпохи. В этих дуновениях вольно наивных, непринужденных, целостных сердцах, свеже-мудрых головах, правдивых пальцах, забывчивых устах покоятся заповедь блаженного Августина, дух Давида и Шекспира, мифы Расина, богатства Донна и крепкая просветительская традиция. А издали проглядывает толстогубое, облинялое за сотни тысяч лет до Гауфа лицо невидимой истории человечества...