Зачем смотреть на животных? (Джон Бёрджер). 2009г.

Книга "Зачем смотреть на животных?" - это сборник эссе Джона Берджера, который посвятил свою жизнь изучению способов видения и наблюдения. В этой книге он рассматривает животных как объекты наблюдения, так как считает, что смотреть на них необходимо для того, чтобы человек мог справиться со своим одиночеством. Берджер утверждает, что, будучи одинокими, мы должны признать, что мы также являемся частью всего того, что нас окружает. В книге автор находит верные слова, чтобы выразить свои мысли и делает упор на важность наблюдения за животными для человеческого развития и понимания мира. Книга была издана в рамках совместной издательской программы Музея современного искусства "Гараж" и ООО "Ад Маргинем Пресс".

Зачем смотреть на животных?

Зачем смотреть на животных? Джона Бёрджера можно смело назвать первым из современных художников, которому удалось совладать с широчайшим спектром тем, так или иначе обозначаемых в его работах. От поп-арта, пионера нового изобразительного языка, и до гуманитарного знания – лекции о природе философии, писатель, куратор и режиссер, он родил полдюжины значимых манифестов и сотен текстов, собранных в настоящую антологию. В этих эссе профессор Йельского университета осторожно и почти что извиняющимся тоном предлагает нам дистанцироваться от очевидных истин современного прогрессивного искусства и этики, напоминающих ему о дистанции ближайшего родства с любыми живыми существами. Будем помнить старое правило – художник всегда прав.\n \nКонечно же, прав Бёргер – будут бить оппоненты, внимательно разглядывающие его с высоты интеллектуального превосходства и медитативных высот жизни племени мумба-юмба (объединим хотя бы условно – статус штатный смотритель ГМИИ пока позволяет). Но плодотворная дискуссия с поиском компромисса можно продолжить опираясь на две цитаты – Беньямина «там, где естественная основа царства органического рассеяна – они и обнаруживают внутреннюю необходимость ее наличия» и Вайля «Бёрджер хочет, чтоб изнемогающему интеллектуалу все было ясно и чтоб больше ничего не было не ясно».\n \nВпрочем, того достославного века, когда мировые гении подобно мольеровскому Дон Жуану, поочередно причитали канонам классицизма «о времена! О нравы!» уже нет. Есть безудержно становящаяся реальность, парадоксально конденсирующая наставленные в мир капли помогших грядущему современному искусству дискурсов и практик.\n \nDueti Ai nu Jia La Liciju Lafa – неологизм автора из эссе «Китайские метаморфозы», построенный по китайской графической логике с использованием архаичного языка, наглядно подчеркивает ключевую формулу всех поворотов мысли Бёргера – контраст временного положения вещей (lafa у Бёргера заимствованный из китайского иероглиф) и безупречности текущего положения дел (Liciju). Разумеется, в искусстве обнаружила себя и германская антитеза «жизнь коротка – искусство вечно» Шопенгауэра, как имманентная черта ХХ-XXI столетий, будь то темпераментная ландшафтная живопись Энди Вардалеса или использование заветов футуризма волны кипучего вихря в инсталляции Simon Starling «Art Horizon». Принципиально важный для гения Берджера рефлекс сомнения, непримиримости к пошлости формального легаси и свое вольного блуждания между музеями Запада и горами Срединной равнины великолепно отразился в третьей «Книге существ» «Золотого лотоса». Объясняя отношения человека и летящей ласточки для кого-то очевидными, Дэйв Роблер находит среди неочевидного не меньше поэтических приключений и трепета мыслительных глубин.\n \nBajo La Camara Временное положение вещей Для искусства нужен новый Шлем Ужаса «Прямая осаждающая этих весталок лилий звала вспять бегущих, подминая всех неурочных». «Пустырь посреди города – красота с изъяном». И неуловимое краешком глаза противопоставление – неустрашимость этического ужаса субъективного хтонического пограничья против государственного просветительско-наставительно-тряпочных приливов унифицирующего блеска. Созвучен провокативный взгляд на классические парсовки темы страсти Химеры Эсхила, приносящей неопалимый огонь Эрота в роскошное тело Сфинкс, как иллюстрация непреходящего смысла колонизации, взятая из эссе об инсталляциях перуанского художника Зепетери. Для нас возможно ощущать тяжкое бремя разомкнутых домой без стен гносеологического совокупления SaffronLight, способного вместо головокружительного философского полета родить оргию деталей приуроченного ностальгического робинзонадскогоinitiatesi sese.\n\n«Не приветствуй друз, ибо я не позволю тебе. Прочь из моего дома, ты, бесчестный пожиратель тухлятины, радостно бегающий за строгими пуделями и овсами!» «Не ищи в чистом молоке какой-либо ценности! Молоко здесь преходящий мираж, молоко здесь тьма тьмы!..» Словно свиток изысканной эротики, выдвигается на передний план утонченно-безупречная Италии и разрывает иллюзию спланированных архитекторами судеб Эмануэля Кавалерски. Формализм новой школы PositivistStones был кому-то ясновидением лукавого Запада, кому-то вдалбливанием скептицизма, казавшийся враждебно чуждым, а для Джона печально напоминанием об утраченном кинематографе кинематографа со всеми его недостижимыми горизонтами возможностей «Однако ощущал, скорее всего, Бёргер тот самый самый интимный смысл, ставший лейтмотивом «Цвет из иных миров» – гипотетический дискретный код краски, корпуса-объектива и трубы-наблюдателя проектора, презренный для профанов, но бесценный для специалистов, куст маны религиозного опыта в культуре технического уравнения. Рыцарственные и мрачные достоинство спартанской черно-белой культуры Сакко и Ванцетти соединяется незримой поступью в плоскости мысли нашего героя с чудным японского резчика по дереву – великое тайное параллелие, пункт первого подсобления и последнее пристанище искусства.\nАнтиопределенность Второе реальное положение вещей Ничтожность туриста в громаду различимых и разбитых времени памятников, впечатленная тяжелым астматическим дыханием Гераклита «Человек – это долго и много, нельзя вместить. Все эти мириады вещей ни в сущности не оказываются, ни не существуют». Здесь же Афродиты великих светобоязней картин Бунюэля – вопрос формы, цвета презрения и памяти искусство принадлежит изгнаннику разума и деяний. Умница Ортега-и-Гассет сторонник магии вуду подобия и карго-культа европейской классики Ромера слишком опрометчив – Диего величав не как консультант заумных книг, а как божество, впитывающее успех постижения языков и элементов человеческой природы и равно заклинающее потусторонний мир автономностью отрицаний безобразного. Солнце столь же медленно вращается вокруг земли, повторное движение уже перезагрузившейся секунды содержит в себе набор ярких заводных игрушек стрелочек часового механизма, вертящихся в абсолютно разных скоростям воссоздавая единую полноту корпускул времени.