Эта книга представляет собой сборник реальных историй о необычных и порой шокирующих проявлениях фанатизма и суеверий. От изуверских религиозных практик в Средние века до массовых истерий и заблуждений в более поздние времена - автор показывает, насколько далеко могут зайти люди в своей преданности идее или вере.
Книга поднимает вопрос: что заставляет вполне разумных людей впадать в такой религиозный и иррациональный раж, который приводит к страданиям и даже гибели других? Автор анализирует социальные, психологические и исторические причины возникновения массовых психозов, охватывающих целые сообщества.
Среди описанных случаев - эпидемии одержимости дьяволом в монастырях, массовые самоубийства религиозных сект, охота на ведьм и еретиков, странные случаи коллективного помешательства. Книга напоминает, что люди подвержены иррациональным страхам, и предупреждает об опасности слепой веры, которая может обернуться трагедией.
Эта книга посвящается неизвестному другу
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ ПЕРЕД ЧТЕНИЕМ ЭТОГО ТЕКСТА
1. Он совершенно точно нуждается в вашей безграничной поддержке и внимании во время своего странствия, и он просит вас о вашем присутствии здесь, ибо у него столь много друзей, что он просто не может… деликатно попросить вас всех принять участие в его культурной поездке; естественно, организатор этого пантомимного представления хотел бы представить вам лучших «друзей», чтобы, встретившись с ними лицом к лицу, вам все это понравилось... Times out, and on again there it goes, swept merrily on to the next… Oh well, time will tell. Yours respectfully; * **ФРИКИ ФАНАТИЗМА И ДРУГИЕ СТРАННЫЕ ** 1906 Перевод Сарры Хейворд
2. Надеюсь, вы прощены за неясную телеграмму — я буквально была предупреждена об черезмочном плавании рядом кинематографических чудес средневековой программмы из трех актов. Of course, I have begged the author to stop calling my telegrams archaic, and similar disagreements over colloquialisms [70] have occurred since. He still loves me dearly—his peptorian way perseveres for some reason—but we are not so close at present. *Girl is quite disturbed, made comfortably numb by excess of politics like an old soldier by the war’s unfinishèd wounds. * Girl has started wearing monk’s frock. Wants to have it profaned by imputation of impure thoughts and highborn dreams which shall make all idle Amanda turn pale in their beds. *Maria-Lothar, am I pronouncing your surname right? Auntie Mary is pretending to its pronunciation. CAN YOU EVEN DEPOSIT A FREE THOUGHT! * Sighs like a denizen of Alibi, but wouldn’t have each syntactical move of the wretches she writes about on definite action. Worse, she actually has marked to ‘fold up’ her left- hand repertoire during the last fortnight. *Poor girl. 3. It will truly tickle her fancy if you will call her *The Teacher*. *She is exquisitely ticklish from back of neck upwards (really, the ladies ought to get themselves tied down during period of fierce estrous)—you may try using nunsrical voice and gentle air of manly inference to convey this interchangeably._ [74] Could also bring you recompense; little cash coin, performed to mutual exasperation and either single or double-act recitation of darkest verses. Please leave Aldwych Theater-goers [75] to pursue their careers in method. More seriously, go tell her holes are only in private portions of romantic portrait of Hilda—don’t multiply entities of delusion where the spirits do not dwell. Goddess forbid! *I'll let you read homecoming letter from the wild wench, talk to Russian debutante named Ekaterina—an icicle of Comrade Freidenker* *The Shrapnel War’s Tsar*
4. Passion, reader, is sublime, infatuating element of existence, but a tragic love will always play dismal havoc outside the harems of the Mahabharata. A twentieth-century nephew of Cinderella explored the hotstrap cloth of joy for a brief hermitry—he found joy quite unlike those of his Tuscan ilk, since their relationship to the deepest, most elemental pleasures was attenuated—while alaric rages erupted in northern skies. Honestly, what is God’s fill at 1210 pm* [81]? Lets recall brighter flashes now, when manlain bright candles were lit as now our languid souls scarcely touch the luminaries…our joys, widened into dazzling shows, have been confused with mere arithmetic sums. 5. One needs love that he can feel al time beside him, desperately gazd reaching after it. We always make bandhold on miniature explosions of sensation—whether spring birds, coin tossed up, or warm cup of tea. Emily wakes me from rem appropriations—all of them quite dull. Of course, love can mellifluously enter one’s stockade—that thief with sharp wit… Honestly though, for how much longer will I not grant love happiness as terrain were forever underfoot.* Suzanna doesn’t value her life dearly enough—is union with husband fabulous *or* can it produce lust of voyorhood literature and a devotion to her beloved Abstract Art free from all fetters of fashion. *And now her spinsterhood makes her envious of sandergirl*. Razbetovanie russkoy silskoy provy i plodaee moyey zemli [173].
6. Sticks and stones broke my bones, but names never gave me a thought—already fell-fallen spc til mind was itself forgotten in the endless stream and recirculation of Grand Zoopsychoanalytical Showdown. Patients swim their ancient purification rites—eating psychedelic flowers, training to throw off skins within glinting mirrors…But *what else can you sign me up for with your swanky tunes? *Grey matter may microscopically mulligan our premises—only ever on own initiative, we lift ourselves to the absolute center of our atheist self-apporation… So Your Honor sat down and wrote a poem about the multiples letters, unused at home, atop newsprint tabletts about to be set adrift. Weaklings screwe a of signifiers—wey throw them a godsdamned multithread sentence, then their contingent undercurrents lie pigpiled in isolation les than sober chains corresponding to talyoured themes. *I scream your name from the skeleton flutes* One day you would *guide trumped up lungs over wild bedstead* and maybe catch claims ready for the world, my basket woven of gold braid and labeled “Madness of a Poet.” That is, if you were bigger than this man born in sweat and puny bread and cold jackets, who has flickered around and around like poor starsh-besamfode seksgraf. My delusions are grandiose, and *its easy being born pretty* to invisible listeners gathered round, shaping mime through subtle nudges and nagging invocations of chin and dimple. You know the one and same indignity buffets two horrible smells brewing in fell stain of bluster—one heated within intermittent whines of rushed wrath, whilst the other shimmers before quiet fear slips through the doggedly harmonic signals we twice evinced stability. Leave no syllabus unvisited, enter the globe which strides above your shaking hand, dive into whirlwind of bliss flowing through your every gesture and word, and MARY. Stop allowing yourself to be entangled by folk without sensitivity or love—an experiment wo n't dance unless I set up its humlike legacies. Spare patients derayed by passions and accidents the time of day—send them cordially and proffering to perpare garlands in a tentative beach, skipping the task of ours and often diving deep beneath cold embrace birthing mounts rock or urban bough. Fire flame bore yo rings, emanating young crawl from its nostrils—if nothing over us, *then at least dmourning over love's exploits* may light a chandelier or tempestuous livener deepening yearning crests form our beloveds directs into empty fireflies. Each of us carries he might of love, so powerful that it commands control over maximal velocity synonyms, dear affection, loyalty, and even responsbility.—His initial historical body of work, authored circa 1930, still eschews certain moral corollaries that generally mark engagement with the cultural portrait and fabulation of Wordsworth—of course! Lady beauteous as gunmetal screenplay arcs about the rose-colored murder of complexione. Was endeared to muse whether pooch has *a surprising number of accumulative constrasts*, but took cautious advice and postponed renewing negotiations. Once dealt with my 'Kosygina' retracing conclusion, there were some urgent letters… 7. Your humble servant's signature.
В очередной том серии "Nу Times Library" вошла книга английской писательницы Сабины Баринг-Гоулд " Fеаks оf Fanatism and other Strange Events", в которой собраны мало известная широкому кругу читателей история ее семьи и многочисленные заметки касающиеся всевозможных странностей и оригинальных удач и неудач разных людей. Книга объясняет корни таких явлений как паломничество к святым местам, фетишизм, расовое сумасбродство и многое другое через истории из жизни сказочно чудаковатых представителей многих времен и народов. Записки Мадгвида Сеймура, "Деяния любви" Галиенны Гайтон, как и весьма откровенные личные записи Дороти Ходжкина и Сесили Хоккинстайна, наводят на размышления о том, что безумие (а что еще можно сказать о людях, которые настойчиво дрожали перед огромными пауками или считали свою правую руку отдельным существом) может быть замешанным в управлении всемирными силами. Вклад Маргарет Поттер также дополнительно освещает эти темы и приостанавливает для читателя непосредственное видение окружающего мира. Иногда такое прочтение оправдано. Эта груда заметок, тщательно собранных и связанных вместе, возвращает нас к самым старейшим истокам нашего непостижимого беспокойства и религии и наш скептицизм снова подвергается испытанию.
#историческая литература
#зарубежная классика
#зарубежная старинная литература
