На этот вопрос не существует единственного правильного ответа. Некоторые из нас могут сказать «да», потому что мы верим, что наш мозг естественным образом побуждает нас к инновациям, агрессии и интеллектуальным занятиям. Другие могут возразить, что наши естественные склонности — это не что иное, как сложный дисбаланс того, что каждый человек считает добром или злом. Один подход к описанию этого явления начинается с исследования анатомии мозга, в то время как другой замалчивает структуру мозга, описывая только поведение. Выбор действительно зависит от того, насколько объективно подходить к вопросу: создает ли мозг мысли или характерные для них закономерности?
Легко говорить о природе и воспитании. Будучи людьми, мы всю жизнь пытались определить, что делает нас такими, какие мы есть: трудовая этика, физическое мастерство, независимость, долголетие – иногда называемое нашей «человеческой сущностью/свойством». Мы окутываем себя пеленами изысканности, такими как «внутренний дух», «характер» и «генетика», как будто эти вечные движущие силы каким-то образом избавят нас от вины или устранят хаос. Конечно, если мы никогда не общаемся за пределами нашего дома или группы сверстников, мы можем в конечном итоге отказаться от желания участвовать или заботиться о хаотическом вреде, который причиняет наше поведение. Кроме того, что мы можем себе представить в природе, что она вызывает такие муки мудрости, прямоты или амбиций? Таким образом, отказ от контроля над нашей генетикой или нашей душой может выглядеть как аргумент в пользу ответственности перед слепыми инстинктами или эмоциональной силой.
«Природа» часто приравнивается к выживанию, порождающему такие пороки, как членовредительство, детоубийство или обжорство; подверженность экологическим угрозам; материнская откровенность в надежде на большую выживаемость потомства; неравенство затрат на рискованное поведение. все они служат эволюционными моделями, направленными на достижение конкретных целей. Почему бы людям не использовать эти пути так, как они считают нужным для процветания? Есть ли лучший выход, чем справиться с каждой ложной потребностью? Являются ли универсальные идеалы законной заменой парамоции, основанной на опыте? Приносят ли нам пользу наши лидеры-коммуналисты, пропагандируя расизм или отрицание окружающей среды? Уязвимость к принуждению и/или самообману говорит о естественном страхе перед властью и системами выживания, которые сводят на нет моральные реакции.
Два основных правила наблюдения за тем, как люди вокруг нас ведут свою личную или профессиональную жизнь: страх стать контрпродуктивным предполагает, что мы могли бы принести больше пользы, стремясь овладеть отношением к неудачам. Всегда есть место для более разумного и ответственного поведения, чем обожествление существующего господства. При этом недостатки двухлетнего обучения не позволяют нам подготовиться к коллективным неудачам. Теперь нам осталось оценить человечность и понять, что значит исследовать варианты, выходящие за рамки взаимного исключения: аномальное подкрепление или трезвый идеализм.
